— Понятия не имею… — Катя гибко перевалилась через него, накинула халат. — Ведь не успокоятся, пойду спрошу…
Мазур, рывком впрыгнув в трусы, торопливо последовал за ней, успев бросить взгляд на светившиеся зеленым стрелки часов — час пятьдесят восемь. Да нет, не стал бы человек Кацубы устраивать такую какофонию, все было расписано…
Катя уже приоткрыла дверь, не сняв цепочки, выглянула в щелочку. Быстрым взглядом оценив окружающее с точки зрения полезности в рукопашной, он схватил пустую бутылку из-под венгерской минералки, примерился, об который угол ее разбить с целью получения «розочки», встал к стене.
Зря паниковал, кажется. Перебросившись буквально парой слов с кем-то невидимым, Катя наскоро захлопнула дверь, пробежала мимо него, схватила со стула джинсы и принялась торопливо в них влезать. Натянула свитерок на голое тело, напялила шапочку, стала запихивать под нее растрепанные волосы. Показала Мазуру на кроссовки в углу. Он кинулся, быстренько подал, успел шепнуть:
— Что такое?
— Милиция, — задыхающимся шепотом ответила она, напяливая кроссовки на босу ногу. — В музее пожар. Неужели мы там что-то оставили…
— Не могли, я все тщательно…
— Я побегу, а ты сиди…
Звонко щелкнул замок. Мазур остался в полнейшей растерянности, в положении самом дурацком. Спать не ляжешь, но непонятно, чем и заняться… А посему он валялся на смятой постели, временами вставал, выглядывал в окно, где ничего не видел, кроме необитаемой темноты, курил и ждал.
Три часа. Срок. Он тихонечко приоткрыл входную дверь, привалился к косяку и стал ждать, пытаясь подобрать убедительные извинения. Однако проходили минуты, но дверь подъезда так и не хлопнула, никто не поднялся по ступенькам…
Прождав минут десять, он плюнул и вернулся в квартиру — т а к и х опозданий в этом деле не бывает, не придет, и торчать на площадке нечего…
Еще минут через пять под окном остановилась машина. Это привезли назад Катю. Она захлопнула дверь, не глядя, скинула кроссовки, прошла в комнату и, устало уронив руки, плюхнулась на постель. Лицо у нее было такое, словно предстояло срочно решить — то ли смеяться, то ли плакать…
— Ну, что там? — осторожно спросил Мазур.
— Ох… — не вздохнула, а произнесла она, положила голову ему на плечо. — Артистка погорелого театра… То бишь директриса погорелого музея. Половина выгорела — и на первом, и на втором. Вторую половинку отстояли, так что зрелище то еще… Слава богу, мы с тобой ни при чем. Огонь пошел совсем не оттуда — с первого этажа, из запасников.
— Что-то ценное там было?
— Да откуда там ценное… Сплошной хлам. Проводка, скорее всего. Я мэру написала сто челобитных, только у него прожекты поглобальнее, не до музея… Проводка, определенно. Грабить там нечего, а само здание никому не нужно — это у вас, на Большой земле, говорят, выживают поджогами бюджетников вроде нас, но здесь-то к чему? Бог ты мой, а на что теперь чинить? И так нищенствуем…