— Я еще не читала статью, поэтому судить не могу, но я действительно разговаривала с Джиллиан пару дней назад и поделилась с ней своими переживаниями по поводу покупки «Уорт индастриз».
— Это не твое дело, — холодно сообщил Рональд. Этот тон он использовал для кандидатов на увольнение и очень редко — для членов семьи. Его палец барабанил по столу, акцентируя слова. — Продажа — дело мое, Рейфа и кучки никчемных советников и юристов. Занимайся своей благотворительностью и не лезь в мои дела.
Было тяжело не показать, как ее уязвили его слова.
— Продажа касается всех горожан, поскольку с приходом Рейфа экономическая ситуация резко изменится не в лучшую сторону, — заметила Эмма. — У меня есть право высказывать свое мнение, и я не собираюсь отмалчиваться, нравится вам это или нет. — Она посмотрела на него так же остро и холодно, как он смотрел на нее. — А мне не нравится тон, которым ты говоришь о моей работе.
— Это не настоящая работа, — немедленно возразил он.
Они уже не раз спорили об этом, и Эмма знала, что нельзя сдаваться, нельзя отступать, как это делала ее мать. Это привело бы к катастрофе.
— Ты прав, мне за нее не платят, но она такая же настоящая, как твоя. Я помогаю людям, которые отчаянно стараются встать на ноги. Я трачу на них свое время, потому что нахожусь в привилегированном положении.
— Ты могла бы — и должна была бы — управлять компанией.
Она почувствовала его огорчение, и ее гнев потух, сменившись болезненной нежностью.
— Ох, папа, — вздохнула она. — Я знаю, как это больно, когда никто из твоих детей не хочет идти по твоим стопам.
— Один из них мог бы, — пробормотал он.
Она едва могла поверить, что он все еще надеется.
— Прости, папа, но этого не будет. Каждый должен жить своей жизнью. Продавай компанию, если хочешь, но, пожалуйста, умоляю тебя, защити рабочих.
Снова появилась Тиа, ловко поменяла скатерть, поставила новые приборы, налила Рональду свежего кофе и поставила перед Эммой чай и ее обычный завтрак.
— Спасибо, Тиа, — пробормотала Эмма. К счастью, ее уже не так сильно тошнило по утрам. — Скажи Нильде, что папа просит прощения за кофе.
— Да, да, что угодно, — поморщился Рональд, отослал служанку взмахом руки и хлопнул газетой по новой скатерти. — А что касается этого интервью…
— Я не буду говорить о нем, пока не прочитаю. Есть кое-что еще, о чем я хочу поговорить. — Она помедлила. — Это серьезно, папа.
Надо отдать ему должное, Рональд почти незаметно переключился с рабочего режима на режим «отец». Нахмурившись, он отбросил газету.
— Ты здорова? — спросил он. — Ларсон что-то сделал вчера? Сделал тебе больно?