Несколько долгих секунд Эмма не могла понять, что это значит, а когда поняла, сорвалась с кровати. Все это время она верила, что не безразлична Чейзу, что он даже может полюбить ее, что у них могло бы быть будущее, даже если бы не было ребенка. Одно короткое сообщение оставило от ее мечты одни жалкие обломки. Ее глаза наполнились слезами. Что за дура! Вместо того чтобы найти что-то незыблемое, прочное, она вложила все, что у нее было, в самое ненадежное предприятие, отдала всю себя человеку, для которого на первом месте — деньги, такому, как ее отец.
Она доверилась Чейзу, который жил тем, что составлял хитроумные комбинации для достижения своих целей. Для нее у него тоже была комбинация, и дело выгорело бы, если бы она не прочла сообщение.
Он не любил ее, не мог любить. Он просто хотел удостовериться, что его ребенок родится в законном браке. Эмма думала, что он совсем не такой, как Бэррон, но теперь понимала, что он абсолютно такой же. Она видела, что стало с ее матерью, когда она поняла, что муж не будет любить ее так, как ей того хотелось. Брак с Чейзом кончился бы точно так же, как брак ее родителей.
Эмма вытащила из шкафа запасную одежду. Как она могла быть такой слепой? Чейз прямо сказал, зачем ему этот брак, он даже сказал, что, если она захочет развестись, он ни слова не скажет против. Но потом, когда она не согласилась, он решил, что надо использовать все имеющиеся средства, чтобы добиться своего. Быстрыми, нервными движениями Эмма натягивала одежду, почти ничего не видя сквозь слезы.
Как будто этого было мало… Эмма поняла, что его грандиозный план преследовал еще одну цель — он отвлекал ее внимание от условий сделки и защиты рабочих «Уорт индастриз». Нет, уже не «Уорт индастриз» — «Кэмерон энтерпрайзес». Теперь, если Рейф захочет оставить рабочих ни с чем, никто ему не помешает.
Эмма пыталась застегнуть джинсы, но оказалось, что они уже не застегиваются на талии. Это стало последней каплей, и Эмма разрыдалась. Услышав шум воды из ванной, она подумала, что сможет спокойно уйти, пока Чейз принимает душ. Однако, взглянув на себя, она пришла в ужас: волосы всклокочены, блузка застегнута неправильно, ненакрашенное лицо выражает последнюю степень отчаяния. Когда-то она не позволяла себе выйти из дома в виде, который мог бы бросить тень на «Уорт индастриз». Она горько рассмеялась. Нет больше никакого «Уорт индастриз», она сама видела, как мановением руки Рейф превратил дело ее отца во что-то другое, незнакомое. Теперь она могла бросить тень только на саму себя.