Чейз выключил воду, и она поняла, что пора уходить. Она тщательно проверила, свой ли телефон кладет в карман, и хотела пометить роковое сообщение как непрочитанное, но потом решила оставить все как есть. Зачем что-то делать? Пусть знает, что она в курсе. Она бросила его телефон на подушку, не закрыв окно с сообщением, сняла кольцо и положила рядом с телефоном, взяла сумочку и пошла к двери.
Чейз вошел в спальню. Одно полотенце он обернул вокруг бедер, другое накинул на шею.
— Эмма?
Единственным ответом стал звук хлопнувшей входной двери. Он быстро оглядел спальню. Одежда Эммы больше не валялась на полу, ее полка в шкафу была пуста. Не было и ее сумочки. Краем глаза он заметил блеск, повернул голову и увидел на подушке кольцо и телефон. Подхватив и то и другое и прочитав сообщение, он в ярости выругался.
Нетрудно было догадаться, что произошло. Он вылетел из дома. Эмма только-только выезжала с парковки, и он встал у нее на пути. Завизжали тормоза, машина дернулась и остановилась в нескольких сантиметрах от Чейза.
Он обошел машину и знаком попросил опустить стекло. Ее лицо выражало чистую ярость, но по щекам текли слезы, и Чейзу показалось, что его ударили под дых.
— Это не то, что ты думаешь, — сказал он.
— Не надо, Чейз. Это именно то, что я думаю. Рейф строил планы с самого начала, я уверена, он даже организовал нашу случайную встречу, — она заключила слово «случайную» в воображаемые кавычки, — в ноябре, уже тогда начал плести свою сеть.
— Черт возьми, Эмма, ты прекрасно знаешь, что это не так. — Он запустил пальцы в мокрые волосы. — Давай вернемся в дом и обсудим все, как цивилизованные люди. Я тут почти голый стою, дорогая.
Она покачала головой еще до того, как он договорил:
— Я не знаю, что тут обсуждать.
— А я не собираюсь стоять тут в полотенце и спорить с тобой!
— И не надо. Оставь меня, Чейз. Вы с Рейфом получили, что хотели, ты должен быть доволен.
— Ты носишь моего ребенка, Эмма!
— Да, но вот что я тебе скажу… — Она широко улыбнулась, несмотря на мокрые от слез щеки. — Я дам тебе номер адвоката нашей семьи, и ты сможешь адресовать ему все свое недовольство.
Она не дала ему ответить, закрыла окно и выехала на дорогу и за ворота. Чейз бросился в дом, быстро оделся, схватил кошелек и телефон — будь ты проклят, Рейф, — обручальное кольцо и ключи. На все ушло четыре минуты, четыре драгоценные минуты, за которые расстояние между ним и Эммой все увеличивалось.
Он захлопнул за собой дверь, запрыгнул в машину и пустился в погоню. Ему было все равно, что придется говорить, как извиняться, для него имела значение только Эмма. Он стиснул руль. Господи, как же он любил ее! Чейз неверяще покачал головой. Всю жизнь он был так осторожен. Чувства были опасны. «Люди могли втереться к тебе в доверие и заставить плясать под свою дудку и навредить»; он выучил этот урок в десятилетнем возрасте и научился прятать чувства под непроницаемой маской так глубоко, чтобы никто не смог добраться до них и втоптать в грязь самое дорогое. Но с Эммой все было по-другому. Она нашла обходной путь. Может быть, потому, что тоже страдала: одна несчастная душа нашла другую. Она тоже умела защищать себя, как и он, но когда они встретились, все изменилось: исчезли стены, остались только честность и открытость.