— Уж не ты ли, — говорю, — Федор, личность-то самая есть?
— Я, — говорит…
— Ах ты, — говорю, — шут гороховый.
И писарь-то тоже смеялся: все был мальчонка, а тут эва что — личность!
— Ты, — говорю, — как же это, личность ты этакая, мешок-то у меня украл?
— Есть, — говорит, — нечего было. Продал за пятнадцать копеек.
— Ну а здание-то, — спрашиваю, — разыскал ли?
— Обман! — говорит.
— Что ты?
— Право слово. Я, — бает, — в острог попал: думал, пойду в самый большой дом, а это острог… Как узнал я, — говорит, — что это острог, — бегом. Суток трое побирался, потом в часть взяли, а из части в острог, а из острога сюда, домой.
— Зачем, мол, тебя домой-то?
— А я, — бает, — почем знаю, по этапу!
А между прочим надет на нем новый армяк… Поглядел я, думаю: «Недаром, поди, в остроге сидел», потому откуда у него армяку взяться? да еще новый армяк-то, целковых, поди, под десяток…
— Чей, мол, армяк-то?
— Известно, мой!
И смеется…
Н-ну, прочитал нам в волости писарь бумагу, спросил про Федюшку. «Ваш ли, мол?» — «Наш!» говорим. «А коли ваш — везите его домой…» Например, на место жительства водворить. Расписались, повезли. Едем мы дорогою-то, и думается мне: «Ведь пропадает парень-то, право, пропадает… Полгода в остроге просидеть — не шутка; чему не научат!» И жалковато мне его стало. Чуяло мое сердце, не по хорошей дороге пошел мальчонка. А он и в ус не дует, и горя мало. Прибауток нахватался, сквернословит, например, потешает нас с писарем… Да что еще, какую удрал, анафема, штуку!.. Пошел, изволишь видеть, дождичек, и довольно даже порядочный… Вот писарь-то и говорит: «Дай, говорит, Федюнька, мне твоим армячком накрыться…» Дал: «накройся, говорит, старичок, ничего, накрывайся». Накрыл тот голову — едем… Много ли, мало ли проехали, уж это у меня из памяти вышло, только Федюнька и говорит: «А что, говорит, писарь, я тебе скажу — ведь в армяке-то у меня что зверья этого самого… Заедят они тебя…» Услыхал писарь — долой армяк, ну рукой-то чистить и спину и воротник: «ах ты, пострел! что не сказал?..» А Федюнька взял армяк, закутался и поехал. Всю дорогу писарь мокнул на дожде. До костей его пробрало. Только уж потом, как до дому добрались, Федька-то и загоготал: «Это я, говорит, шутку с писарем-то сшутил»… Ну, каково это покажется? Этакая шельма стал!.. Ну привезли мы его. Водворили…»
— Куда ж вы его водворили-то?
— Да куда ж его водворить? Приехали — ну и слезай с телеги, вот те и весь сказ…
— То есть как же это: — привезли в деревню и оставили на улице?
— Зачем на улице? Привезли, значит, ну и ступай с богом!