— Росту мне не надо! — сердито сказал старик. — Ни-ни-ни! Этого — сохрани бог! Отсохни моя рука. Что положу, то и отдайте, кому назначу, а этого греха не возьму!..
— Куда ж их девать-то?
— Не знаю я: это не мое дело. Не надо мне!
— Как не знаешь? — сказал раскольник шутя. — Да ты мне отдай! вот дело-то мы и пошабашим!
— Бери, сделай твою милость!
— Ну вот и прекрасное дело!
— Чего лучше! — прибавил с своей стороны и подрядчик, немного развеселившись наивностью старичка.
— Самое любезное дело! — продолжал раскольник. — Много ль, говоришь, капиталу-то?
— Капиталу моего ровно сорок два рубли бумажками.
— Сорок два — ладно! Вот я кажинный год и буду за твое здоровье из банку потаскивать и пять, и шесть, и поболе… Как год прошел, уж я и знаю — набежало мне барышу шесть рубликов, пойтить старичка помянуть… Так?
— И сделай твое такое одолжение! — опять сказал старик, искренно отрекаясь от грешных барышей.
— Ах ты чудак, чудак! — переменив тон, заговорил раскольник. — Жил ты век, наконец того нажил, чтобы деньги бросать зря! Ну не чудак ты после этих твоих слов? Ну можно ли, посуди ты сам, бросать зря деньги? Много ли твоему внуку годов-то?
— Седьмой год!
— До возрасту осталось ему десять лет; следовательно, ты бросаешь зря мало-мало пятьдесят целковых. Да что это ты делаешь-то?
— Дай ты мне с чистою совестью умереть! — с некоторой жестокостью в голосе произнес старик. — Не хочу я этих нечистых денег, хоть бы там их тысячи выросли. Не возьму! Не знаю я, откуда они идут, и не надо мне их… Мое кровное отдаю: тут уж каждая копейка из самых моих кровей! Пойми это!
— Стало быть, не возьмешь?
— Не возьму!
— Н-ну, твое дело! Ну только помни, старичок, внук твой теперь маленький, а вырастет большой, придется ему жить, о-о-ох, в какое время!
— Господь батюшка не оставит!
— Ну-ну, как знаешь! Помни, в книгах сказано: «и будут гонимые времена». Вот ты об этом подумай. А гонимые времена — это самое и будет…
— Господь не велит брать чужого, — я и не возьму!
— Помни! Не тебе достанется, внуку! Ты обдумай… Идут гонимые времена, верно тебе говорю!
Никакие, однако, доводы в пользу получения дивиденда не убедили старика. Он пожелал написать завещание, которым капиталы свои, сорок два рубля бумажками, завещал внуку, по достижении им «солдатского своего возраста»; а если внук умрет ранее, то деньги должны поступить в церковь того села, где старик жил всю жизнь, и в конце прибавил:
— А росту мне не желательно!.. Сколько кладу, столько и отдайте.
— Куда же девать-то его?
— А куда хотите!
Начался тот же самый разговор, и точно так же, несмотря на все доводы, старик остался при своем мнении.