Больше всех веселился, читая газету, Борис Борисыч. Он весь день просидел дома и глядел телевизор, где по всем программам показывали задорную улыбку Сени, а его сослуживцы делились своими унылыми воспоминаниями, чтоб самим покрасоваться на экране. Окосевший от вранья телеведущий обращался к президенту: «До каких пор будут в этой стране убивать честных журналистов?» И президент оправдывался, как маленький мальчик, говоря, что он со своей стороны сделает все, чтобы «в этой стране» пресса оставалась свободной и независимой. И он поймает убийцу и- он сделал вид, будто прицеливается из ружья в убегающего человека, — и уничтожит весь «их» клан. Но кого он имел в виду, оставалось тайной, с которой не желали делиться ни окосевший телеведущий, ни президент.
Серафимовна забежала вечером к Борис Борисычу и застала его лежащим на диване.
— Что случилось? — спросила она.
— Живот болит.
— Съел чего-то не то?
— Со смеху.
Старый уголовник, прошедший огни и воды, поверить не мог, что из-за какого-то пачкуна, которому он всего лишь съездил по башке, поднимется такой базар. И главное — хоть слово правды.
— Тут не до смеху. Сеню масоны чуть не убили.
— Чего ж не довели дело до конца?
Серафимовна, привыкшая верить печатному слову и телеведущим, была уверена, что на Сеню охотится какая-то партия безжалостных убийц.
— А я грешным делом сперва подумала, что это ты постучал ему по кумполу, — сказала она.
— Да ты чё! Слушай нашу правдивую прессу!
Как раз в телевизоре показалось лицо другого телеведущего, — усатого, который врал не меньше, чем косорылый, но, в отличие от коллеги, время от времени давал петуха. Он обращался с металлом в голосе к правительству и ФСБ: «До каких пор у нас будут убивать неугодных журналистов?»
При виде его физиономии Борис Борисыч так и закатился, держась за живот.
Серафимовна подождала, когда Борис Борисыч отсмеется, и вытащила новый «Комсомолец».
— Думаю, что поймают того, кто пописал на Сеню, — сказала она. — Это дело взял под личный контроль президент. Вот слушай: «Косвенные доказательства составили 50 томов».
— Это хорошо, — одобрил старый вор.
— Закрыли какие-то левые газеты. Левые — это как?
— Спроси чего-нибудь попроще. И еще — хватит меня смешить. В самом деле, живот болит.