Последний ребенок в лесу (Лоув) - страница 13

Я прихожу в лес, когда я на пределе, и там, просто от спокойствия вокруг, я чувствую, что мне лучше. Бывает, что я возвращаюсь домой совсем счастливой, а мама не может понять почему».

После этого она рассказала мне об отдельных уголках своего леса:

«У меня там было одно место. С одной стороны — настоящий водопад, а рядом с ним маленькая бухточка. Я там вы рыла большую пещеру, а потом принесла палатку и одеяло, просто лежала и смотрела вверх на деревья и на небо. Иногда даже засыпала. Там я чувствовала себя свободной, мне казалось, что это место мое и я могу делать все, что захочу, там меня некому было останавливать. Бывало, я приходила туда каждый день».

Внезапно лицо будущей поэтессы вспыхнуло. Голос зазвучал ниже: «А потом этот лес взяли и вырубили. У меня было такое чувство, как будто не стало какой-то части меня самой».

Со временем я наконец понял, как непроста сама ситуация, когда один мальчик предпочитает играть там, где есть электрические розетки, а поэтичная девочка теряет свое укромное местечко в лесу. И еще одну вещь понял я тогда, сколько бы родители, воспитатели и прочие взрослые люди — да и само наше культурное прошлое — ни твердили детям о том, что природа — великий дар, во всем, что бы мы ни делали и ни говорили, содержится некий подтекст, скрытое послание, которого мы сами не слышим. И смысл этого послания иной.

А дети слышат его очень хорошо.

2. Третий рубеж

Рубеж переходит идущий. Он умирает в пути.

Монтгомери

У меня дома на полке стоит книга под названием «Укрытия, шалаши и дома» (Shelters, Shacks and Shanties), написанная в 1915 году Даниэлом Бирдом, человеком, который сначала был инженером, потом художником, но более всего известен как основатель движения бойскаутов в Америке. За полвека он написал и проиллюстрировал серию книг о жизни среди природы. Случилось так, что «Укрытия, шалаши и дома» стала одной из моих любимых книг, отчасти потому, что в ней с помощью рисунков, сделанных обычной ручкой с чернилами, автор запечатлел время, когда восприятие природы молодыми людьми было неразрывно связано с романтическими настроениями первопроходцев.

Если бы сегодня эти книги переиздали, то читатели сочли бы их хоть и любопытными, но старомодными и, мягко говоря, политически некорректными. Читательскую аудиторию, которой адресовано было это издание, составляли мальчишки. Казалось, сам жанр такого рода литературы предполагал, что ни один уважающий себя парень не сможет получать удовольствие от общения с природой, пока не повалит деревья — и чем больше, тем лучше. Но на самом деле главной отличительной чертой подобных книг, как, впрочем, и времени, которое они отражали, была безусловная вера в то, что единение с природой невозможно без деятельного в ней участия. Это книги о непосредственном опыте участника, а не о стороннем наблюдателе.