— Тебе его не хватает, — заметила Мария.
Линда видела свое отражение в зеркале над комодом. В более мягком свете спальни она выглядела лучше — более изящной, даже соблазнительной в этом махровом гостиничном халате.
— У тебя этим летом будет хоть немного свободного времени? — спросила Линда.
— Неделя. Может быть, десять дней, если повезет.
— Я смогу уговорить тебя приехать в Мэн?
Последовало секундное замешательство, достаточно долгое, для того чтобы разрушить планы — уже составленные или намечаемые. Она вспомнила, как Мария и Маркус были детьми и упрашивали прокатить их в центр города или разрешить пригласить в дом своих друзей. И ее собственная пауза, пока она согласовывала их просьбы со своими планами. «Конечно, смогу. Конечно, я сделаю это». Когда природа нарушила равновесие, заставив родителя добиваться благосклонности ребенка? В двадцать? В двадцать два?
— Всего на пару дней, — поспешила добавить Линда, уточняя свою просьбу. — Я не жду, что ты пожертвуешь всеми своими каникулами.
— Нет, я хотела бы приехать. — Нужно отдать ей должное, в голосе Марии слышался энтузиазм. — Посмотрим, когда можно будет это сделать.
Но Линде хотелось освободить дочь от этого обещания; освободить для ее собственной жизни.
— Ты высыпаешься? — спросила мать.
Помехи заглушили ответ дочери. Линда перекатилась на кровати, стянув телефон с прикроватного столика. Она потянула его за шнур. Однажды Мария станет педантичным кардиологом. Страшно подумать об этом. Страшно за дочь, которая первой в семье пошла в колледж.
— Я познакомилась с одним человеком, — сообщила Мария, очевидно сказав эту фразу второй раз.
Линда на мгновение пришла в замешательство, боясь собственных слов.
— Расскажи мне о нем.
— Он врач-ординатор. Его зовут Стивен.
В голове у Линды возник образ, безусловно неправильный, безусловно составленный из других Стивенов, хотя в тот момент она не могла припомнить ни одного.
— И он тебе нравится, — осторожно произнесла Линда
Еще одна пауза, возможно, чтобы сделать акцент:
— Да. Он очень симпатичный.
— Это имеет значение. — Линда никогда не была безразличной к мужской красоте.
— Может быть, я привезу его с собой в Мэн.
«Это серьезно», — подумала Линда.
— А что ты вспоминала про папу? — поинтересовалась Мария.
— Его белые рубашки. И то, как они сидели на нем.
Дочь помолчала — воспоминание матери было слишком личным, чтобы она могла разделить его.
— На фестивале есть твои знакомые? — вместо этого спросила она.
— Теперь есть, — ответила Линда, желая отогнать ощущение, словно она в чем-то нуждалась.
— Хорошо. — Мария вздохнула с облегчением. — Мне надо идти. Если не закончу эти лабораторные отчеты к шести, ординатор меня убьет.