Линда расстегнула блузку так, как это делает женщина, за которой никто не наблюдает, расстегнула молнию на джинсах и сбросила их. Непарное нижнее белье можно было оставить. Она уперла руки в бедра и посмотрела в зеркало. Ей не понравилось то, что она увидела.
Она была такой, какой быть просто невозможно: пятидесятидвухлетней женщиной с редеющими светлыми волосами; нет, даже не такими, не светлыми, а скорее бесцветными, если хотите серыми, почти невидимыми. Невидимыми у корней и расстилающимися в грязно-золотистый цвет, которого в природе не существовало. Она осмотрела свои почти квадратные бедра и полнеющую талию — еще год назад Линда была убеждена, что это явление временное. Она читала о девушках, которые считали себя слишком толстыми, хотя на самом деле были пугающе худы (одной из таких была Шарлотта, подруга Марии); тогда как она, Линда, считала себя, в общем, худощавой, а в действительности у нее был избыточный вес. И были еще ее руки с давно огрубевшей кожей, свидетельствующие о далеко не юном возрасте.
Линда резко отвернулась от зеркала — пациент раздражал сварливого врача. Она сняла с крючка гостиничный махровый банный халат, намереваясь надеть его, но вместо этого застыла с ним в руках.
Она сошла с ума? О чем она думала? Никто не увидит ее тела. Тогда к чему это обследование — разве у нее есть любовник?
Линда еще раз попыталась дозвониться дочери, на этот раз на сотовый телефон Марии. Хотя она предложила оплачивать звонки, Мария отказалась — в этой ее независимости, даже перед угрозой внушительных займов, не было ничего удивительного. Маркус — другое дело. Маркус нуждался в заботе, в нем выработался шарм, компенсировавший недостаток здравого смысла, — зарождающаяся харизма для привлечения того, кто мог бы оберегать его. Такого, как Дэвид, любовник Маркуса, который временами бывал чрезмерно внимателен, заботясь о пристрастиях Маркуса в еде и о его сне так, как она не делала этого уже много лет. Маркус был замечательный и никогда не допустил бы того, чтобы она опекала его.
Линда легла на кровать, держа в руке телефон, надеясь, что дочь ответит, и улыбнулась, когда та отозвалась.
— Я выбрала неудачное время? — спросила Линда.
— Нет, я заканчиваю лабораторный отчет. — Мария была просто счастлива, когда делала два дела одновременно. — Как ты?
— Я сейчас на писательском фестивале, — сказала Линда. И быстро подумала, что правду говорить не нужно. Правду о том, что неожиданная встреча выбила ее из колеи.
Обсудили преимущества северного города.
— Я как раз вспоминала о твоем отце, — проговорила Линда. Отчасти это было правдой, хотя из колеи ее выбили не воспоминания о Винсенте. От этой мысли она почувствовала предательскую боль.