Мы расселись в актовом зале — ночная смена, вся помятая от недосыпа, и утренняя — розовая и пахнущая так, будто все они завтракают зубной пастой и запивают ее фруктовым компотом.
Командир вошел, дергая щекой, и брови его супились так сурово, что их захотелось постричь.
— Вы люди государевы, — сказал он, не здороваясь. — Пусть государь у нас пьяный и дурной — мы ему служим. А у государя есть наместники, — после каждой фразы командир замолкал и делал предгрозовую паузу. — Местный наместник — наш с вами градоначальник! — звонил мне сегодня ночью — хотя до сих пор и днем не соблаговолял, — и поставил на вид, что мои бойцы ездят по кабакам и устраивают там бардак и позорище. Какого черта, я не пойму?
Никто не шевельнулся ответить, потому что это был не вопрос.
— Сердечные товарищи градоначальника жалуются ему, что вы, пользуясь своей государевой службой, бьете невинных, жмете их баб и ведете себя с хорошими людьми как непотребные скоты! С хорошими людьми — как бешеные скоты!
— Вранье, — сказал я с места, и напрасно.
— А вы знаете, пустые ваши головы, что вас всех завтра могут посадить? — неожиданно заорал командир так, что все бойцы склонили лбы и стали заметно ниже, словно будылье на ветру. — И не в красную зону вас отправят, а на обычную — и там вам придется отбиваться всеми четырьмя ногами день и ночь от всех желающих отведать на вкус опричного мяса! Каково?
Грех скосился на меня, но смысла его взгляда я не понял.
— Знаете, — орал командир, — что вы уже заработали на три надежных уголовных статьи — там и грабеж золотых изделий с воровских блядей, и дюжина их кабанов, снявших в травме такие побои, как будто их всех били ломом по лицу?
Тут даже я смолчал, хотя глаз не опустил и все рассматривал багрового командира, вращавшего глазами с такой страстью, что его брови, казалось, подпрыгивают, как белки от огня.
— Знаете, что сказал мне градоначальник? — закончил командир, вдруг перейдя на шепот. — Что если вы еще хоть раз — он расформирует отряд в течение двух недель! Псы вы драные — вот мое вам слово.
Я осмотрел пацанов — ну, не сказал бы о них такое, нет.
Командир встал, толкнув свое кресло, и пошел к дверям, прихватив со стола свой, заметил я, такой же большой и черный мобильный, какой был у буцевского водилы.
В дверях командир обернулся и велел:
— С этой минуты кабаки объезжаем за километр, а в свободное от работы время сидим дома и занимаемся кройкой и шитьем. И если из вас никто не окажется на зоне в ближайшее время — я буду удивлен больше всех!
Командир ушел — а мы еще минуты три сидели молча, как будто он мог вернуться, договорить и, быть может, даже успокоить нас.