Старик печально пожал плечами.
— Земля, небо, ад — всё против нас. А ты куда, сынок? На дорогах опасно. Наши женщины и дети прячутся в лесах.
— Я иду в Сен-Ле-де-Серан к моему дяде Луи Лантье.
— Я знаю Луи. Хоть он и с достатком, но человек порядочный. А сам-то ты издалека? Тебе не встречались по пути вооружённые люди?
— Я из Парижа.
— Из Парижа, боже правый! У нас говорят, что парижане прогнали дофина и образовали коммуну. Это великое, славное дело. Ходят слухи, что и Этьен Марсель перешёл на сторону народа и хочет освободить всё королевство. Если так, мы пойдём за ним и сожжём все замки, от которых все наши беды. Погляди, малыш! Земли заброшены. Нивы зарастают сорняком. Всюду рыщут англичане. Наваррцы и немецкие наёмники короля грабят, жгут, убивают. А после того, как вся эта свора всласть наглумится над нами, появляются и наши сеньоры, все эти де Сир, де Крамуази, де Клермон, и, приставив нож к горлу, требуют: «Отдай хлеб! Отдай свиней! Отдай коров!» А нам уже больше нечего отдавать.
От волнения он с трудом переводил дух. Подняв худые, костлявые руки, несчастный грозил небесам, словно видел на горизонте четвёрку коней из Апокалипсиса[39], несущих за собой разорение, голод, ужас и смерть. О присутствии Колена он забыл. Выпрямившись во весь рост, крепко упираясь ногами в землю, он от имени бедняков предавал анафеме сильных мира сего:
— Берегитесь, выродки! Жак Простак возьмётся за косу и топор. В наших лесах ещё достаточно дубовых стволов, чтобы разрушить таранами ваши подъёмные мосты и крепостные стены. В наших очагах ещё достаточно углей, чтобы зажечь фитили и спалить ваши сторожевые башни.
В его словах звучала такая безудержная ненависть, что Колен задрожал. Только теперь он по-настоящему понял всё то, о чём ему рассказывал Одри. В тёмных лачугах, в лесных убежищах бурлила невиданная ярость, взращённая на горьких семенах страдания и несправедливости.
— А в твоей деревне у мужчин есть луки и стрелы? — спросил мальчик. — Мой друг Одри в Рибекурском округе поднял народ и даёт отпор английским стрелкам и королевским стражникам.
Тусклый взгляд старика скользнул по лицу мальчика. Он, казалось, не понял вопроса.
— Мужчины? Какие мужчины? — переспросил он.
— Да из твоей деревни. Пересчитали они свои стрелы и подтянули тетиву на луках?
Ясная улыбка внезапно осветила морщинистое лицо старика.
— Луки и стрелы запрятаны в лесной чаще. Сейчас это единственное наше богатство, и мы оберегаем его так, как прежде берегли ячмень и рожь. Послушай… — Он понизил голос, как бы опасаясь посторонних ушей. — Все мужчины из деревни уже три дня как там (он указал пальцем на лес). В воскресенье, после вечерни, вооружённые слуги сеньора из замка Крамуази налетели на нас и увели последних трёх коров. Тогда наши устроили засаду в лесу на дороге из Сен-Ле. Они сразили стрелами трёх стражников и среди суматохи отобрали угнанный скот. С тех пор наши люди скрываются в чаще. Сеньор до того разгневался, что поклялся повесить всех мужчин и заживо сжечь вместе с домами стариков, женщин и детей. Вот какое у нас несчастье! А кюре нас всех проклял.