— Ничего подозрительного в машине не заметили?
— Говорят, что ничего. Машина как машина, старенькая, но на ходу. Проверить их слова затруднительно, они ободрали всю обшивку, сиденья тоже кому-то загнали… все, что имело хоть какую-то ценность, пошло с молотка.
— И что ты по поводу всего это думаешь? — спросила я.
— Пока ничего.
Я поднялась и приготовила себе еще кофе, стоя спиной к Берсеньеву.
— Предположим, после убийства Дыбенко решил избавиться от машины, боялся, что кто-то видел ее возле коттеджного поселка, — разливая кофе в чашки, сказала я. — Вот и бросил ее в лесу. Особой ценности она не представляла…
— Допустим, — кивнул Берсеньев. — Вот только что он от этого выигрывал? Ведь машина принадлежит ему, и выйти на владельца не проблема.
— Если б не эта парочка, машина могла простоять там несколько лет. Натолкнулись бы на нее грибники, и что? Побежали бы сообщать в полицию? У нас во дворе тачка ржавеет уже лет пять, и никому до этого никакого дела.
— С этим я не спорю, — хмыкнул Берсеньев. — Вопрос: почему он бросил ее в лесу, всего-то в пяти километрах от места убийства.
— Был напуган, нервничал…
— А до города пешком добирался? Или на автобусе? Рискуя, что кто-то обратит на него внимание?
— Может, он не такой умник, как ты. Действовал импульсивно… Торопился избавиться от машины и сорваться в бега.
— Вот с этим не соглашусь. Если Веру тоже убил Дыбенко, еще как минимум несколько дней он ошивался где-то рядом и, только убив ее, отправился колесить по стране. Не было никакого смысла тачку бросать.
— Что-то мы упустили… — пробормотала я в большой задумчивости. — Придется еще раз съездить в Голованово, поговорить с теми, кто хорошо знал Андрея.
— Отчего ж не съездить, — кивнул Берсеньев.
На следующий день мы отправились в Голованово. Агатка милостиво отпустила меня с работы и даже вопросов задавать не стала. Интересовали нас одноклассники Дыбенко и Одинцовой. О них можно было узнать, обратившись к Ольге Валерьяновне, но, поразмыслив, я от этой идеи отказалась. Во-первых, ни к чему лишний раз бередить старушкины раны, во-вторых, Геннадия Владимировича я заверила, что этим делом больше не занимаюсь, и мое любопытство вызовет массу вопросов. Проще всего было заехать в школу, где когда-то училась Одинцова, и навести справки там. Прежний адрес Ирины я помнила, и найти школу, находившуюся в этом районе, оказалось проще простого. Педагогический коллектив состоит в основном из женщин, и я очень рассчитывала на обаяние Сергея Львовича. Оно не подвело.
Директора школы, даму лет пятидесяти со страдальческим выражением лица, мы смогли застать в кабинете. Я представилась помощницей адвоката, чьим клиентом был Одинцов. Мы ищем бывших одноклассников его супруги, чтобы задать несколько вопросов. Берсеньев, в продолжение моей короткой речи, не сводил с директрисы нежного и тающего, как растворимый кофе, взгляда. Через пять минут унылое выражение сменилось интересом, вряд ли к моему рассказу. Но главное она уловила и кивнула со вздохом: