— Мамуль, да без проблем, — влезла я, решив прийти на помощь сестрице, которой и так сегодня досталось. — Завтра подгоним целый взвод…
— Уж ты-то подгонишь, в этом я не сомневаюсь… вся городская шпана у тебя в друзьях. Могла бы и об отце подумать.
— Августа! — вновь воззвал папа и вновь безуспешно. И тут Агатка выдала:
— Меня не интересуют мужчины.
Маму шатнуло, ее левая рука легла на сердце, папа выронил пульт, меня и то пробило, я взглянула на сестру с немым вопросом в очах.
— А кто тебя интересует? — пискнула мама.
— Карьера. Мужчины и дети подождут. По крайней мере, до тридцати пяти лет. Я так решила. И больше никаких смотрин.
Мама вздохнула, но скорее с облегчением, успев убедить себя, что все могло быть хуже.
— В самом деле, Августа, — сказал папа. — Не хочу тебя критиковать, но, по-моему, ты перегибаешь палку…
— Будь у меня палка, надавала бы вам всем по башке. — Мама отправилась в свою комнату, громко хлопнув дверью, а мы с сестрицей засобирались восвояси.
— Это было жестко, — заметила я, спускаясь по лестнице. Агатка ничего не ответила, и только когда мы оказались в машине и выехали со двора, спросила:
— Скажи-ка, сестрица, что, мои дела и впрямь так плохи?
— Ты мышастого имеешь в виду?
— Почему «мышастого»? — хмыкнула Агатка.
— Похож на мыша-перекормыша.
— Прикинь, этот тип мне визитку сунул с номером мобильного на обороте и особо подчеркнул, что это его личный номер. Всерьез верил, что я ухвачусь за такое сокровище?
— Да не парься ты. Мамуля и то сказала, что он редкостный нахал. Мама людей видит насквозь. И не злись. Понять ее можно. Она мечтает о внуках.
— Вот и осчастливь родителей, принесешь хоть какую-то пользу человечеству.
— Ты старшенькая, тебе и начинать.
— Нет, мне все-таки интересно, я в самом деле произвожу впечатление засидевшейся в девках страдалицы?..
— Говорю, не парься. Ты умница-красавица, и…
— И поэтому он сбежал, — фыркнула Агатка, имея и виду Берсеньева.
— Не поэтому…
— А почему?
— Потому что дурак…
— Ага. Ладно, будем считать, что приятно провели вечер.
Агатка высадила меня у подъезда и уехала, а я, зябко ежась, смотрела ей вслед, пока машина не исчезла за углом дома. Если б я только могла рассказать сестре, почему Берсеньев ее оставил… Сделало бы это ее счастливей? Сомнительно. Много бы я отдала за то, чтобы знать, кто в действительности прячется под маской завидного жениха… Об этом остается лишь гадать. Сестрица бы точно раскопала всю его подноготную… это и удерживает меня от признания: Берсеньев не из тех, кто подобное позволит. Странно, что мне до сих пор шею не свернул, сам он утверждал, будто испытывает ко мне слабость. Хотя, конечно, все проще: он знает, что доказать я ничего не смогу.