Грейс нашла Кристиана во внутреннем дворе. Он стоял, освещённый лунным светом, спиной к ней и молча смотрел на горы, темнеющие на востоке. Одной ногой он опирался на валун, рука покоилась на колене. Если он и слышал, как она подошла, то ничем себя не выдал. Грейс в нерешительности медлила, пытаясь подобрать слова.
— Кристиан, я надеялась, что мы могли бы поговорить.
Она подошла ближе. В лунном свете было заметно, как сильно сжаты его челюсти и напряжены мускулы — он явно пытался сдержать эмоции.
Наконец он произнес пугающе глухим голосом:
— И давно ты об этом знаешь?
— Я начала подозревать в тот день, когда ты приехал в Скайнигэл.
— Прошло уже много дней, а ты до сих пор мне не сказала.
Он сердился из-за того, что она утаила от него новости о ребёнке. Если бы только она могла заставить его понять, какую неуверенность и страх чувствовала.
— Кристиан, прости, что не сказала тебе раньше. Я…
Кристиан повернулся к ней лицом — его глаза были таким холодными, что она испугалась.
— Не имеет значения, Грейс. Слишком поздно.
— Слишком поздно? Кристиан, я не понимаю…
— Неужели ты не видишь? Он победил.
И Кристиан рассмеялся. Этот жуткий, горький смех подхватил и унёс с собой порыв налетевшего ветра.
— Как бы я ни пытался, он всё равно нашёл способ обмануть меня.
Грейс ещё больше запуталась.
— Кто, Кристиан? Кто победил?
— Могу предположить, Грейс, что он говорит обо мне.
Заслонив её спиной, Кристиан встал лицом к старому герцогу, который вышел во внутренний двор вслед за ними. Вся боль, что он перенёс, стыд, вина, чьим узником он был так долго, нахлынули на него, вызвав взрыв гнева, который выплеснулся наружу после двадцатилетнего заточения.
Всю эту клокочущую ярость он обрушил на герцога:
— Ублюдок! Вы всегда знали, что одержите надо мною верх, не так ли? Вы ненавидели меня с того самого дня, как я появился на свет, потому что я был больше похож на него, чем на вас. Вы поклялись превратить мою жизнь в ад, и я сам вручил вам для этого средства. И теперь вы достигли цели — более несчастным вы меня сделать уже не сможете!
Кристиан крепко зажмурил глаза, сопротивляясь невыразимой муке, которая грозила разорвать его надвое. Его руки сжались в кулаки, а челюсть свело такой судорогой, что воздух с шумом вырывался из ноздрей. Секунду, вторую. Затем, откуда-то из глубины его существа начало подниматься новое и незнакомое ощущение силы. Это чувство росло, пока не превратилось в сознательный вызов против всего того, что так долго приковывало его к прошлому. Как лев, который, порвав цепи, наконец вырывается на свободу, Кристиан собрал ту силу, что в нём проснулась, обратив её против герцога. Он никогда больше не позволит этому человеку одержать верх. Он больше не будет жить как прежде, связанный глупым обещанием, которое у него вырвали, когда он был мальчишкой. Не ради себя — ради своего будущего ребёнка.