Однако стоило ей войти в кухню, и она разом забыла о тетушке Семпронии. В кухне кишели кобольды. Маленькие синие человечки с большими синими носами всевозможных форм стояли повсюду, где на полу оставалось место, свободное от собачьих мисочек и чайных луж. Были здесь и маленькие синие женщины — они по большей части расселись на мешках с бельем. Женщины отличались относительно маленькими изящными носиками и очень даже элегантными синими юбками в оборках. Я бы тоже хотела такую юбку, подумала Чармейн. Только размер, конечно, нужен побольше. За всеми этими кобольдами Чармейн не сразу заметила, что пузыри из очага почти кончились.
Стоило Чармейн появиться, как кобольды принялись верещать.
— Кажется, у нас здесь собралось все племя, — сообщил Питер.
Чармейн решила, что так, похоже, и есть.
— Хорошо! — крикнула она, перекрывая гвалт. — Вот, я пришла. В чем дело?
В ответ раздался такой галдеж, что Чармейн зажала уши.
— Хватит! — крикнула она. — Если все будут вопить сразу, я ни слова не пойму! — Она узнала того кобольда, который побывал в гостиной, — он стоял на стуле в окружении по меньшей мере шести других. Нос у него был крайне запоминающийся. — Вот вы — вы говорите. Как вас зовут, скажите еще раз?
Кобольд коротко поклонился:
— Тимминз. Как я понимаю, ты Чаровница Бейкер и говоришь от имени чародея. Так или не так?
— Более или менее, — ответила Чармейн. Она решила, что спорить по поводу того, как ее зовут, не стоит. Кроме того, ей понравилось, что ее сочли чаровницей. — Я же вам сказала — чародей болеет. Он отбыл на лечение.
— Это ты так говоришь, — возразил Тимминз. — Откуда ты знаешь, что он не сбежал?
При этих словах во всей кухне поднялся такой гомон и свист, что Чармейн снова пришлось кричать, чтобы ее услышали:
— Тише! Конечно, никуда он не сбежал. Я была здесь, когда его забрали. Он очень плохо себя чувствовал, и эльфам пришлось нести его. Если бы эльфы опоздали, он бы умер.
В наступившем подобии тишины Тимминз недовольно произнес:
— Раз ты так говоришь, мы тебе, конечно, верим. У нас с чародеем вышел спор, так, может быть, ты его уладишь. Признаться, нам это не по душе. Так поступать некрасиво.
— Что именно? — спросила Чармейн.
Тимминз сощурился и поглядел на Чармейн вдоль носа.
— Только не смейся. Когда я пожаловался чародею, он засмеялся.
— Обещаю не смеяться, — сказала Чармейн. — Что случилось?
— Мы очень рассердились, — сообщил Тимминз. — Наши дамы отказались мыть ему посуду, и мы забрали краны, чтобы он не мог мыть ее сам, а он только улыбнулся и сказал, что у него нет сил спорить…