– Неплохо, правда? Раффаэлла подарила.
На низком столике слоновой кости в серебренных мисочках оливки и фисташки. Холеная рука с ухоженными ногтями роняет две ровные скорлупки.
– Я так беспокоюсь за свою дочь!
– Отчего?
Раффаэлле удалось состроить заинтересованную мину, и Марина продолжает свои излияния.
– Она встречается с отвратительным типом – бездельником, все время торчит на улице.
– И давно они встречаются?
– Вчера отметили полгода. Мне сказал сын. И знаешь, что они сделали, нет, только представь себе!
Раффаэлла оставляет в покое слишком твердый орешек. Теперь ей стало интересно.
– Нет, не знаю.
– Он повел ее в пиццерию. Нет, ты представляешь?! В пиццерию на Витторио!
– Ну что же, сами не заработают, а родители…
– Это-то да, но кто знает, кто его родители… И подарил ей двенадцать розочек – мелкие, страшненькие, не успеешь до дому донести – осыпятся. На светофоре, наверное, купил. Сегодня утром на кухне спрашиваю: откуда это кошмар? Она мне: «Мама, только попробуй их выбросить!» Представляешь? Когда она пришла из школы, и духу их не было! Я свалила все на Зию, нашу прислугу – филиппинку, а Глория раскричалась и убежала, хлопнув дверью.
– Может, не стоит так уж ей мешать, как бы не было хуже, она может совсем заипрямится.
Оставь их в покое, все равно по-своему сделают. Если уж тебе не все равно… Ну, так она вернулась?
– Нет, позвонила и сказала, что будет ночевать у Пиристи – такая пухленькая блондинка, дочь Джованны. Муж – администратор «Серфим», а она вся в подтяжках. Разумеется, она может себе позволить…
– Что, правда? А так и не скажешь…
– Там какая-то новая технология, швы за ушами. Совсем ничего не заметно. Может Глории пойти куда-нибудь с Баби? Я была бы так рада…
– О чем ты говоришь, конечно! Я скажу Баби, чтобы она позвонила.
Наконец Раффаэлла одолела фисташку. Этот орешек было легче почистить чем другие. Она сплюнула кожуру – непростительная вольность.
– Филиппо, Раффаэлла сказала, что попросит Баби взять как-нибудь Глорию с собой.
– Спасибо, очень мило.
Филиппо, молодому еще мужчине со спокойным лицом, фисташки куда интереснее, чем романы дочери.
– Привет, Клаудио.
– Прекрасно выглядишь.
С улыбающихся уст скрывается «спасибо», и задев его, волосы, выкрашенные хной по крайне мере за сто пятьдесят евро, удаляются. Интересно, она это нарочно? Он представляет, как длинное платье соскальзывает вниз, воображает, какое нижнее белье она носит. Теперь Клаудио засомневался: а есть-ли вообще хоть какое-то?
И тут он замечает: идет Раффаэлла. Напоследок затягивает и тушит сигарету в пепельнице.