Гедройц слушал рассказы браконьеров и не мог понять, как эти радушные душевные люди так спокойно, даже не без гордости, рассказывают о страшных, жестоких вещах. Гедройц, конечно, мог оправдать необходимую самооборону. Но откуда такая тяга к насилию, необъяснимая и нарочитая, хотя бы и на словах?
Он спросил, правда ли, что можно откопать в местах боевых действий что-нибудь интересное. Миша улыбнулся и положил на стол большой блестящий кинжал. И Гедройц почувствовал необъяснимую силу, исходящую от этого оружия. «Я его недавно на кургане откопал, у самой вершины, — объяснил Миша. — Это немецкий штык-нож. Он весь в крови окаменевшей был. Отмыл я его кислотой, лезвие заточил. Сталь там хорошая, сто лет прослужит». Гедройца потрясло качество изделия: после полувека в земле лакированная деревянная рукоятка выглядела как новая.
Миша заметил восхищённый взгляд Гедройца и вдруг сказал: «А ты, Андрюха, возьми его себе. У меня ещё есть». Гедройц никак не ожидал такой щедрости, подумал, что, может быть, это шутка. «Бери, бери, в своей Москве не найдёшь такого». Иван взял нож и протянул его Гедройцу. Тот поблагодарил и сразу убрал подарок в портфель.
Оставив Гедройца одного в вагоне, браконьеры поплыли на лодке за рыбой. А Гедройц, как только они ушли, сразу достал нож и стал его разглядывать. Он никогда прежде не держал в руках орудие убийства — возможно, не одного, а многих убийств. Он изучил лезвие, пощупал острие. Стал играть с ножом, имитировать удары, закалывать невидимых врагов.
Воображение Гедройца разгорелось, он старался представить себе немца, который этим самым ножом проливал кровь русских солдат, когда-то живых. А потом представил, как тот немец получает смертельное ранение, как подкошен русской пулей, падает и последнее, что видит, — вот этот клинок, и, умирая, прощается с ним, как с верным товарищем.
Вскоре ребята прибыли с осетром, ещё живым, и тут же зажарили его. Свежий шашлык из осетрины был очень хорош, да ещё темнеющее небо с первыми звёздами, Млечный Путь, обрыв над неспокойной Волгой и отблеск далёкой грозы! Они втроём выпили местного самогона, настоянного на дубовой коре, и закусили шашлыком. А потом ели арбуз. Однако гроза неумолимо двигалась к ним, и, чтобы не оставаться на ночь в вагончике, Гедройц поспешил закончить трапезу. Напоследок ему сказали так: «Ты только смотри, ночью на курган не ходи один. Люди там иногда просто пропадают».
Гедройц был навеселе, его такое предостережение даже позабавило, он принял всё это за шутку. А вернувшись в гостиницу, прилёг отдохнуть. Его клонило ко сну: свежий речной воздух и местный самогон здорово расслабили его. Лишь однажды после полуночи Гедройца разбудил телефонный звонок с вопросом, не скучно ли ему спать в одиночестве. Сонный Андрей не понял, повесил трубку.