— Чего тебе от меня нужно? — узнал голос Михаила.
— Душу твою собачью намотаю на кулак! А пока, слышь, сука, изобрази жалобу своим падлам, чтоб выпустили отсюда! Ты мое дело без трепа секешь. Коли не нарисуешь, не дышать тебе на зоне рядом со мной. Допер, мудило лягавое? Чтоб завтра было готово! Помни, я по твоей шкоде тут канаю! Если мне на волю не обломится слинять, тебе ее вовсе не нюхать! Сообразишь?
— Ладно, — послышалось в ответ хриплое.
Писал ли Смирнов по просьбе Власа или нет, Дамир не знал. Но понял, следователь намного слабее вора и никогда не одолеет Власа.
Стукач, конечно, помнил, каким тот был на воле, потом в зоне. Влас заметно сдал. Он здорово похудел и уже не смотрелся глыбой, способной угробить любого на своем пути. Но это кажущееся компенсировалось подобранностью. Вор стал сильнее, изворотливее.
«Нет! Этого никогда не отпустят из зоны. Он отзвонкует свое целиком», — смотрел Дамир на Меченого, не веря, что жалобу или прошение вора всерьез станут рассматривать в высшей инстанции.
— Эй, Дамир! Тебе письмо. Опять от сына! — отдали конверт мужику прямо на работе.
Стукач мыл посуду после зэков. Только что закончился обед, и горы мисок, кружек топорщились рядом кучами. Он сунул письмо сына в карман, решив прочесть его позже, когда управится. В это время на кухню заглянул оперативник спецотдела. Увидев Дамира, сказал:
— С тебя магарыч, слышишь?
— За письмо?
— Нет! Весточка — дело обычное.
— А что ж еще?
— Вечером узнаешь! — сел за стол поесть.
— Что ж мне ждать? — терялся стукач в догадках.
Ему очень хотелось расспросить оперативника подробнее, уточнить, чего же именно ждать, но тот сидел за столом уже не один. Рядом с ним — коллеги. Стукач по прежнему опыту знал, в таком случае надо подождать и обратиться наедине.
Он хотел дождаться его на выходе из столовой, но тот ушел, опередив Дамира.
«Чего ж ждать? Конечно, хорошее! За плохое о магарыче не вспоминают!» — успокаивал самого себя и постоянно выглядывал в окно в ожидании вечера.
А время тянулось мучительно долго.
— Ну, что там сын? Чем порадовал? — спросил помощник повара, напомнив Дамиру о полученном письме.
— Совсем забыл, — нырнул рукой в карман и побежал глазами по строчкам.
«Ты прямо требуешь индульгенцию! Разве такое можно взять под нажимом? Как вижу, даже не сожалеешь о случившемся и во всем абсолютно винишь одну мать. Сам будто ни в чем не грешен. Но ведь я знаю все, возможно, даже больше, чем ты предполагаешь. Мать доверяла мне полностью, и мы с ней были еще и друзьями. Если ты считаешь, что поступил с ней правильно, нам с тобой придется трудно. Этого я не скрою. Мне нелегко было решиться и заставить себя написать то письмо. Ты же требуешь невозможного. Не скрою, не ожидал подобного. Или ты никогда не любил мать? Если, прожив с ней столько лет, не смог ее простить до сих пор, почему требуешь прощения для себя? Это нелогично и самонадеянно!