Поднимался по сходням под рык капрала Двинцев — «Адмирал на борту!» и взметнувшееся воинское приветствие. Может, все же уволить?
— Вольно!
Что тут еще скажешь?! Что все это в прошлом? Тут неграмотных нет. Подставил мокрое лицо дождю. Вот и все. Прощай Петербург. Не доведется увидеть тебя во всей красе.
Уже в каюте самоходной баржи, заполненной запахами мокрой одежды с привкусом сгорающего в топках угля, сидя над пухлым блокнотом, задумался, с чего начать новый дневник. Наверное, начну с подведения итогов.
Итак, к весне 1709 года, матерый медведь, по имени Россия, сбросил зимнюю спячку и вылез из берлоги, заявляя о своем праве на лес раскатистым ревом. Это ныне так принято аллегорично и куртуазно изъясняться. Если говорить менее куртуазно — то Россию била лихорадка переходного периода. Во многих местах можно было наблюдать картины «хозяйка сбивающая масло в деревянной, выдолбленной маслобойке, деревянным толкачом под светом электрической лампы» или «артель лесорубов, отдыхающая вокруг горячего газогенератора, на снятой крышке которого булькают несколько котлов с нехитрой снедью». Новое врывалось в старинные уклады, и вязло в них как муравей в патоке. Хотя, некоторые сдвиги стали уже заметны.
Фактории разрослись по всей стране, и стали центрами кристаллизации. Вокруг них разрастались рынки и ярмарки, к ним привязывали остановки маршруток, как стали называть маршрутные кареты в России. Первые же усилия медичек факторий дали заметные результаты — если раньше, в среднем, из 7 детей выживали только трое, то ныне выживали 8 из 10, а то и больше. Результат этого демографического взрыва не заставил себя ждать — мужики, чтоб прокормить увеличивающиеся семьи, заинтересовались дополнительными заработками, и уже не называли технику «бисовым порожденьем». Опять же, монетарная политика факторий, постепенно отучала деревни от менового обмена, сделав даже бронзовые монетки желанными гостями в крестьянских домах.
Школы факторий постепенно стали зимними интернатами для детей со всей округи, в которые крестьяне отдавали своих чад с радостью, не забывая, однако, присылать вместе с детьми самую склочную бабку-наблюдательницу от деревни.
Но и летом школы не пустовали. Как это ни печально, некоторые расширившиеся семьи были уже не в состоянии содержать всех детей, и писали прошения о вспоможении, по рекомендациям все тех же факторий.
Интересно было видеть эти письма, написанные гражданским шрифтом детской рукой и с крестиками на местах подписи родителей. В стране становилось все больше казенных воспитанников, на которых у меня были определенные планы.