— Воды!.. Эй, кто там... воды-ы!..
К стону присоединяется вой и свист ветра. Те, кто лежит в палатке, слышат этот стон, но у них своя беда, своя забота. А глас вопиющего снова и снова разрывает безмолвие, нарушаемое еще лишь безумными завываниями ветра.
— Воды!.. Помогите, воды!..
В соседней палатке, где лежат двое, начинается возня.
— Скорее, Минаан, скорее...— дрожащим голосом просит лежащий в спальном мешке обессиленный человек,— помоги ему, Минаан, жалко его...
Минаан не отрывает глаз от посуды, стоящей на включенной газовой плитке. Посуда полна снега. Снежный ком постепенно опускается вниз ко дну, тонет в кипящей воде, словно корабль.
«Скорее, скорее, скорее!» — звонят невидимые колокола.
Но снег упрямится, это перевоплощение ему неприятно, и он старается продлить минуту, секунду своего изначального состояния...
Минаан подходит к больному. Тот дышит хрипло и стонет...
— Давай руки!
— Руки? — удивляется стонущий.
— Давай руки, понял?
— Руки? — он напрягает сознание.
— Да, да, руки.
Медленно, с трудом больной выпрастывает из спального мешка обмороженные руки и опускает вдоль тела.
Минаан начинает яростно их массировать, согревает своим теплом. Сильными пальцами растирает замороженные мышцы, растирает, мнет, массирует — точно месит тесто для хинкали.
— Нет... нет... не надо!..— сопротивляется больной.
— Молчи... молчи, это необходимо!
— Не надо... нет!..— он пытается высвободиться, но сил не хватает.
Котелок пыхтит, клокочет, но снег все еще не растаял полностью. У Минаана есть время: пока снег превратится в воду, он может работать.
— Дай ему воды, дай...— говорит больной.
— Пока не растаял, понимаешь? Не растаял, будь он неладен!
Минаан продолжает растирать, месить руки, они постепенно согреваются, в застывших капиллярах оживает кровь.
— Сперва дай ему воды, сперва ему...— больной продолжает сопротивляться, пытается высвободиться, но Минаан с такой силой держит его руки, словно борется с палаваном во дворе церкви Спасителя. И стоят, смотрят на их поединок: по одну сторону — лагамцы, по другую — сэтместийцы.