— Не осрами нас, Минаан,— подбадривают его свои.
— По справедливости, по справедливости, без снисхождения,— кричат и сэтместийцы. Стоит несмолкаемый гул.
— А ну, Минаан, давай! Сам знаешь, Минаан, не подкачай! — раздаются громкие голоса. Тэтнэ Антол кричит из Ланчвали, и отец тоже что-то говорит, а Бекну молча объясняет что-то знаками.
«Скорее... скорее... скорее» — вопит ветер, стучит в борта палатки. А котелок булькает, пыхтит, клокочет. Белый корабль потонул.
— Я скоро приду, слышишь, скоро приду...— громко кричит Минаан товарищу и укутывает ему руки, укладывает в спальный мешок.— Я сейчас же вернусь...
— Воды!.. Воды...— доносится из соседней палатки.
— Воды! Воды-ы-ы!..— визжит, стукаясь о борта палатки, ветер.
Минаан ползком продвигается к палатке. Пространство, кажется, трепещет в тисках льда, вой и свист ветра плачем и причитанием отдаются вдали. Ни мерцания звезд, в чьих владениях они сейчас находятся, ни каких-либо других ориентиров. Все объял непроглядный мрак. Не существует больше городов, освещенных яркими лампионами, ни переливающихся солнечными блестками морей нет на свете, ни уютной проселочной дороги, которая ведет к дому и теплу. Есть только мрак, только снег, только льды и ветер. Есть бездна, и морок, и глас вопиющего в этой пустыне, и страх смерти. Пляшет он, страх, поет победную песнь. Смерть вот-вот схватит их. Это смерть кричит «воды-и-и-и-ииии!..» жутким, убийственным голосом. Какой же страшный, леденящий кровь голос у смерти, голос таинственный — зов того света...
Как сапер ползет он по снегу. И как саперу, ему нельзя ошибиться. Пропасти, острые утесы слиты с мраком, они коварно затаились, они невидимки. Минаан знает их повадки — осторожно, очень осторожно, по-кошачьи цепко продвигается среди тысячи невидимых смертей. В памяти всплывает обрывок стихотворения, услышанного во время какого-то застолья: «Здесь утес и там утес, коль умру я — ну и что ж? Уцелею? — Ну и что ж!» Но сейчас жизнь остро необходима, жизнь вдвойне, втройне необходима — смерть бродит вокруг да около, она всегда начеку.
Со всей осторожностью, на которую способен, он ползет по чертову ребру к другой, соседней палатке откуда доносятся стоны и мольбы.
Только бы не замерзла вода, только бы не заморозил ее этот ледяной ветер! Но торопиться нельзя.
— Воды... воды!.. Воды!..
— Вот вода! Я принес воду, принес! Не бойся, я здесь, с тобой!
В палатке четверо лежат. Пятый с трудом находит себе место. Он чувствует, как встрепенулись при звуке его голоса эти одеревеневшие от холода тени. Один из лежащих даже приподнимается и протягивает к нему руки.