— Так заявляй! — хрипела сестра. — Вот он, за дверью!.. Главный легавый! Заявляй!
— Пошла же вон!.. Пошла!.. Сейчас войдут и вас повяжут!
— И это будет на твоей поганой совести, гадина!
— Пошла!
Табба с такой силой толкнула Михелину, что та упала, затем медленно поднялась.
— Ты прокляла сестру и мать, — ткнула она пальцем в приму. — Это грех. Страшный грех!.. И не дай бог, если когда-нибудь тебя схватят за руку с проклятым окриком — воровка!.. Не дай бог!.. А такое может случиться, сестра!
Вытирая накатившиеся слезы, Михелина покинула палату, по пути едва не столкнувшись с Катенькой, и с ходу, чтоб не видели ее красного, истерзанного лица, уткнулась в грудь матери.
Сонька сразу поняла, что в палате что-то произошло, гладила дочку по спине, успокаивала. Анастасия обняла девушку за талию, прижалась.
— Тебе тоже жалко ее?.. Тоже? — спрашивала она, плача. — Ничего, она скоро выздоровеет!.. Все будет хорошо, не расстраивайся!
Полицмейстер стоял в сторонке и удивленно, ничего не понимая, смотрел на коллективный плач.
Молоденький офицер сопровождения также находился в недоумении, а в палату спешно проталкивались врачи, чтобы понять, что же там произошло.
Михелина держалась до тех пор, пока они не вошли в гостиничный номер. Как только захлопнулась дверь, девушка бросилась к матери, обхватила ее за шею, закричала:
— Мамочка, она прокляла нас!.. И меня, и тебя, мамочка! Что же теперь делать?
Сонька не отпускала от себя бьющееся тельце дочери, старалась унять дрожь в руках, смотрела широко раскрытыми глазами перед собой.
— Она чуть не задушила меня!.. Так схватила за горло, я еле вырвалась, мамочка! Сказала, что мы воруем души!
Мать провела ее до стула, усадила, налила в стакан воды, та жадно выпила. Подняла глаза на Соньку, уже более спокойным тоном сказала:
— Она еще велела, чтобы мы оставили в покое Анастасию. Иначе сообщит в полицию.
— Безусловно, мы ее оставим, — согласилась Сонька. — Еще несколько дней, и мы уедем отсюда.
— Куда?
— Не знаю. Посмотрим.
— Я хочу познакомиться с кузеном, — со слабой улыбкой попросила дочка.
— Познакомишься. А потом уедем. Нам здесь долго задерживаться нельзя.
— Понимаю, — кивнула Михелина. — Хотя очень жаль. Я уже привыкла к княжне.
— Встретишь другую княжну.
Девушка подумала, поджала губы.
— Вряд ли. Эта девочка — особенная. Не такая, как все.
Неожиданно послышалась печальная музыка, Сонька и Михелина бросились к окну. Увидели — по Невскому двигалась длинная траурная процессия. Повозок было не менее десяти, в каждой из них лежало не менее пяти убитых, покрытых белыми простынями, по сторонам понуро брели солдаты и офицеры с оголенными саблями, а в самом конце процессии топтался духовой оркестр.