— Как вам угодно, но в театр входить вам с сегодняшнего дня запрещено.
Изюмов постоял еще какое-то время в недоумении и потрясении, на слабых ногах спустился вниз. Его водило из стороны в сторону, в любой момент он рисковал потерять сознание.
И в это время он увидел Таббу.
Она вышла из кареты, легким шагом избалованной примы также направилась в театр, вошла в вестибюль, по пути увидела Изюмова.
— Что с вами, Изюмов? — спросила она удивленно. — Вам плохо?
— Я сейчас помру, — тихо пробормотал тот. — Помогите мне.
— Что стряслось?
— Мне отказано в театре.
— Что значит «отказано»?.. Кем?
— Гаврилой Емельяновичем.
— Шутите?.. По какой причине?
— Мне неизвестно… Хам на входе буквально вытолкал меня, — объяснил слабым голосом артист и попросил: — Прошу вас, спросите, походатайствуйте перед господином директором обо мне. Вы ведь все можете, мадемуазель… Я помру без театра.
— Повлиять не обещаю, но вопрос задам непременно.
Прима стала подниматься по ступенькам наверх, но неожиданно так же была остановлена швейцаром.
— Вы к кому, сударыня?
— Что значит «к кому»?.. Не узнаешь, что ли? — возмутилась Табба. — К Гавриле Емельяновичу, он ждет меня!
— Гаврила Емельянович распорядились вас к нему не впускать и попросили впредь о своих визитах сообщать заблаговременно.
Изюмов от услышанного выпучил глаза, опустился на мягкий пуфик.
Артистка от растерянности широко открыла рот и в первый момент не смогла вдохнуть воздух.
— Но я прима… артистка Табба Бессмертная!
— Мне это известно, — даже с некоторым состраданием произнес швейцар, — однако приказ господина директора нарушать не имею права. — Он увидел спешащих наверх артистов, попросил бывшую приму: — Отойдите, пожалуйста, в сторонку. Мешаете.
Табба послушно спустилась вниз, направилась к выходу. Изюмов двинулся следом.
Вместе — друг за другом — они пересекли зеленую площадь напротив театра, девушка опустилась на одну из скамеек сквера, артист примостился рядом.
Какое-то время молчали, затем Изюмов сказал:
— Выход один — пулю в лоб.
— Что? — оторвалась от своих мыслей Табба.
— Трудно даже себе представить, — усмехнулся тот, — как вы сможете без театра-с.
— Идиот!.. Дурак! — сцепив зубы, выкрикнула артистка. — Замолчите! Сейчас же замолчите и больше не смейте открывать рот!.. Вы меня поняли?
— Понял-с… Простите.
* * *
Гаврила Емельянович и следователь Гришин стояли у большого кабинетного окна, наблюдали за происходящим в сквере. Было видно, как отрешенно и потерянно смотрела в одну точку Бессмертная, и с каким участием наблюдал за ней Изюмов.
— Рассчитано все верно, — удовлетворенно кивнул Егор Никитич. — Ее это доломает окончательно, а потом можно будет брать ручками без перчаток.