Егор Никитич поднялся, взял ее за руку.
— Пошли!.. Немедленно идем к Гавриле Емельяновичу, и вы убедитесь, что подобная глупость от него исходить не могла!
Девушка освободила руку.
— Если вы думаете, что у меня нет гордости, ошибаетесь. Теперь я буду ждать, когда меня попросят. А всякую сволочь, которая выталкивала меня вон, чтоб гнали взашей и чтоб ноги таковой в театре больше не было!
Следователь одобрительно кивнул, вновь присел рядом.
— Я вас понимаю. Видимо, так и следует поступить. — Он заглянул ей в глаза, с улыбкой предложил: — А желаете, я буду вашим верным другом?
— Другом? — враждебно посмотрела на него артистка. — Нет друзей, а тем более верных. Не желаю, не хочу больше их иметь. Хватит, наелась!
— Не в том смысле! — рассмеялся Гришин. — Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы вы вновь были в театре.
— В обмен на что?
— Вы забыли?.. Мелочь!.. Ерунда!.. Помните о Соньке Золотой Ручке?
— Я об этой даме всегда помню.
— Вот и сделайте одолжение, а я переговорю с Гаврилой Емельяновичем.
Табба помолчала что-то прикидывая, переспросила:
— Отвезти в дом записку?
— Не только. Дать знать, если Сонька там.
— И когда вы желаете, чтобы я это сделала?
— На этой недельке. Я вам непременно дам знать.
— Хорошо, — кивнула бывшая прима. — Только условие. К Гавриле Емельяновичу я больше не пойду. Пусть он сам придет ко мне.
— Гордыня?
— Нет. Любовь к себе. Ненавижу, когда плюют в душу. За это даже мать родную не могу простить. — Она поднялась, направилась к Изюмову.
— А как вас найти? — спросил вслед Егор Никитич.
— При желании найдете, — не оборачиваясь, ответила Табба, взяла под руку изумленного артиста, и они двинулись прочь из сквера. — Пошли в кабак. Самый лучший, самый пьяный. Будем запивать горе, господин Изюмов.
Из кабака Табба и Изюмов вышли далеко за полночь, оба были крепко пьяны, и к ним тут же подкатила повозка.
— Куда следовать, господа? — весело крикнул извозчик.
— На Васильевский! — ответила Табба и взяла артиста за лацканы его легкого пальто. — Едете со мной, и чтоб никаких больше вопросов.
— Желаете, чтобы я был при вас? — не поверил тот.
— Не «при вас», а со мной, идиот!.. И молчать!.. Слышишь, молчать!
Они сели в повозку, извозчик хлестнул по лошадям, и они помчались в темноту ветреного Петербурга.
Катенька встретила госпожу встревоженно и с недоумением. Впустила ее в прихожую, удивленно уставилась на Изюмова.
— Вы с барыней?
— Так велено-с, — пожал тот плечами.
— Со мной! — ответила Табба, сбрасывая с ног туфли. — Катенька, выпить!
Та торопливо достала из буфета бутылки с вином, поставила на стол, затем заспешила на кухню за сладостями.