— Что за форель выплыла? — пробормотал несколько удивленный Улюкай. — Вроде такого мизера здесь еще не было.
— Видать, какой-нибудь коршун из следаков, — предположил Артур.
— Может, прокатимся за ним?
— А если шпики тоже увяжутся?
— Поглядим.
Повозка с Володей резво взяла с места, хвост за ним почему-то не пошел, и тогда Артур крикнул кучеру:
— Пошел!.. За лохмачом в белом!
Воры понеслись следом за Кочубчиком.
Когда Сонька, проводив Володьку, вернулась в комнату, здесь ее ждала раздраженная Михелина.
— Куда ты его отпустила?
— Тебе-то что? — обозлилась мать.
— Пусть сидит здесь и никуда не выползает!
Мать подошла к дочке вплотную.
— Что ты лезешь не в свои дела?.. Что ты шныркаешь за всем, куда тебе не велено?
— Потому что ты моя мать! И я не хочу, чтобы какой-то варнак подвел тебя под решетку!
— Он тебе не варнак!
— Варнак!.. Сколько раз он предавал тебя? Где ты его подобрала?
— Не твоего ума дело!
— Слепая!.. Ничего не видишь! Не видишь и не понимаешь! Я не видела еще тебя такой!
— А себя видела, когда за князьком бегала?
— Что ты сказала? — Михелина даже сжала кулаки.
— Тоже была полоумная!
— За «князьком» я не бегала! Он первым подал мне руку! У нас любовь была!
— Во-во, любовь!.. Между аристократом и воровкой. Очень большая и чистая любовь!
Дочка вдруг размахнулась и изо всей силы ударила мать по лицу. Обе от неожиданности замерли, Сонька бросилась было прочь, но Михелина тут же догнала ее, повисла на ней.
— Мамочка, прости… Прости меня, мамочка!
Они не заметили, как к ним подошла Анастасия с конвертом в руке, некоторое время отрешенно смотрела на них и, когда Михелина повернулась к ней, совсем тихо произнесла:
— Князь Андрей ранен. Очень тяжело…
Михелина взяла конверт, невидящими глазами пробежала написанное.
— Где он?
— В госпитале. В Харбине.
— Я еду к нему. Завтра же.
— И я с тобой, — твердо и решительно заявила княжна.
День в Петербурге выдался самый отменный. Светило мягкое солнце, ветра почти не было, праздной публики на улицах было более чем предостаточно.
Улюкай и Артур из своей повозки видели, как Володя Кочубчик, в светлом костюме, в шляпе и с тростью, вышел из пролетки на углу Невского и Литейного, остановился и стал с оглядкой и осторожностью осматриваться. Затем, сильно хромая, пересек Невский и подошел к нищенке Зоське, сидящей ныне на его насиженном месте. Сучка пока видно не было, да и вряд ли он сейчас был бы кстати.
— Чудной кругляк, — заметил Улюкай.
Зоська выпрашивала милостыню у всех проходящих мимо с обычным набором жалоб, наговаривая как можно побольше и пострашнее.