Изба Лукаша оказалась маленькой, полуразвалившейся землянкой. Стояла она на самом отшибе деревни, забор вокруг нее был совсем никакой, окна заколочены досками.
— Не жила еще в таких хоромах? — засмеялся извозчик.
— Нет, — шепотом ответила воровка.
— Значит, поживешь. Поймешь, какой он — хлебушко без сахара! — Прыгнул на землю, протянул девушке руку: — Пожалуйте.
Михелина руки не подала, испуганно смотрела на мужичка.
— Не хочу чаю. Надо ехать, скоро ночь.
Извозчик снисходительно пожал плечами, стал разводить жерди, обозначающие ворота.
— А что нам ночь? Когда ладный кавалер и ладная барышня, то ночь только сближает… Или кавалер не приглянулся молодке?
— Поехали, — негромко повторила девушка.
Мужичок неожиданно схватил ее за руку, стал тащить из повозки.
— Не можем ехать!.. Лошадке надобно силов набраться! Да и нам было б неплохо полюбезничать!
Михелина слетела с повозки, распласталась на земле, извозчик тут же навалился на нее, стал лапать, хватать, целовать.
— Красивая! Кровь с молоком! Спрячу здесь, никто не узнает! Ну, чего ты пинаешься, дура?!
Девушка с силой оттолкнула его, каким-то чудом выскользнула из-под навалившегося тела, отскочила в сторону.
— Не подходи!.. Не смей!.. — закричала. — Тебя за это убьют!
Извозчик шел к ней, расставив руки и приговаривая:
— Не убьют! Никто не узнает! Ходь ко мне, голуба! Я добрый. Попробуй только и захочешь пробовать всю жизнь!
— Убьют! — Девушка отступала и еще более отчаянно кричала: — Ты не понимаешь, что делаешь! Моя мать — Сонька Золотая Ручка!
От услышанного мужичок неожиданно остановился, удивленно переспросил:
— Что ты сказала?
— Я дочка Соньки Золотой Ручки! — повторила Михелина, поднимая с земли какую-то корягу. — Тебя воры убьют!.. Ты будешь проклят!
— Это… правда?.. Соньки Золотой Ручки?.. Той самой?
— Той самой! — Девушку била истерика.
— А сказала, что не жидовка.
— Ты отвезешь меня в Вильно, и тогда тебя простят! — сказала воровка.
— Не-е… Вот этого не надо было говорить, — покрутил Лукаш головой. — В Вильно я везти тебя не буду. Здесь останешься. Будешь моей столько, сколько захочу. И ни одна паскуда об этом не узнает.
Он был страшен и решителен. Схватил Михелину за руку, потащил к своей землянке. Она пыталась вырваться, била его руками, ногами, кусала, а он уворачивался, прикрывал лицо, иногда в ответ тоже пускал в ход кулаки.
Откуда-то взялась махонькая звонкая собачонка, с переполоху стала лаять, пугаясь собственного голоса, Лукаш сильно пнул ее сапогом.
— Сгинь, сука!
— Возьмите все! — кричала девушка. — Деньги, украшения, все! Только отпустите!