— Недавно император сказал о японцах: «Мы этих макак шапками закидаем». И закидали. Кругом кровь, смерть, преступная бессмыслица. Война… — Он посмотрел на актрису, спросил: — Вы знаете, что идет война? — И, не дождавшись ответа, продолжил: — Япония маленькая, всего несколько островов, и она держит Россию в кулаке. Мы теряем в этой войне все! Веру, нацию, нравственный патриотизм! Вместо всего этого все больше проявляется Хам Грядущий! И он возьмет Россию!.. А что остается, если затоплен «Варяг», отдан Порт-Артур, размазана армия, народ веселится и страдает?! — В глазах Рокотова блеснули слезы. — Остается любовь, остается страсть, остается высшее искусство — поэзия и музыка!
— Я вас обожаю, — прошептала Табба, не сводя с него глаз. — Я вас люблю.
Он повернулся к ней, легонько поцеловал.
— Не надо сейчас… Это мы скажем потом.
Они снова молчали, каждый думая о своем и чувствуя свое, затем Табба спросила:
— Куда мы едем?
— В госпиталь.
— В госпиталь? — переспросила актриса. — Зачем?
— Нас там ждут.
— В такое время?
— Там благотворительный вечер. Надо дать глоток надежды раненым солдатам.
Табба, не сняв верхней одежды, в сопровождении Рокотова и стройного поручика, поднялась по широкому лестничному маршу, с ней раскланивались, ей вслед перешептывались. Наконец они вошли в большой зал, заполненный состоятельной публикой, и поручик довольно громко объявил:
— Господа! Прима оперетты госпожа Табба Бессмертная и известный поэт господин Марк Рокотов!
Раздались скорее вежливые, нежели восторженные аплодисменты, солдаты помогли Марку и Таббе снять верхнюю одежду и отнесли ее в находящийся рядом гардероб.
К Таббе и Рокотову подошли два офицера — подполковник и полковник, раскланялись.
— Благодарим, что не отказались поддержать воинов в трудную минуту, — сказал полковник, повернулся к собравшимся, объявил: — Можем, господа, проследовать в палаты.
Присутствующие направились к широко открытым дверям и, после некоторой сумятицы, оказались в просторном помещении, заставленном кроватями с ранеными солдатами.
Дамы и господа шли по проходу, слегка растерянно улыбаясь лежащим, помахивали руками, некоторые решались задержаться у кроватей и что-то говорили солдатам, осеняя их крестом.
Рядом с Таббой и Рокотовым необъяснимым образом возник граф Петр Кудеяров, который приблизился к приме и прошептал:
— Я вас ревную… И боюсь за вас, мадемуазель!
Она легонько отстранила его и двинулась дальше.
Солдаты, разной степени ранения, приподнимались с коек, удивленно смотрели на диковинное шествие, перебрасывались репликами, улыбались.