— Лишь когда ты лишал меня средств, — весело бросил Джек, минуя какого-то типа, напившегося до бесчувствия и брошенного товарищами.
— Извини, — сказал Джеймс.
— Не извиняйся, — отмахнулся Джек. — Если бы ты не лишил меня средств «раз и навсегда», я бы никогда не нашел Миранду.
Джеймс снова взглянул на лежащего бедолагу:
— Это не…
— Да, — кивнул Джек, — удивляюсь, что он еще жив. Думаю, завтра он не впервые проснется в сточной канаве с обчищенными карманами и без сапог.
— Может, нам…
— Нет, у нас свои заботы, — сказал Джек. — Тут такие правила. Каждый сам за себя. Не забывай этого. И будь осторожен. Я буду присматривать, но будет лучше, если тебя не узнают.
— Сомневаюсь, что мы окажемся в моем обычном кругу. — Кроме того, Джеймс сегодня надел очередной костюм Джека.
Черт побери, с этой шарадой надо заканчивать, и поскорее. Бедняга Ричардс уже почти готов службу оставить из-за новых нарядов хозяина.
Взглянув на него, Джек кивнул:
— И помни, что эти игроки не твои друзья. Может быть, у них есть титул, может, нет, но всех объединяет отчаяние. Сюда приходят, когда оказываются у последней черты и нужно выкарабкаться.
Джеймс не был трусом и считал, что в юности был довольно лихим, но он никогда не бывал в такой компании. Бросить приятеля на произвол судьбы? Использовать всяческие хитрости, чтобы выиграть? Это граничило с мошенничеством, Джеймс считал это позорным.
Вся эта ситуация вызывала у него отвращение, но, как объяснил Джек, нет лучше способа умыкнуть у Льюиса опекунство над Тией.
Для Элинор, образ которой освещал ему тьму вокруг, Джеймс готов был сделать что угодно.
Это была поразительная мысль. Она ошеломляла даже больше, чем трущобы Севен-Дайалс. Но это так. Он все сделает для Элинор. Он не знал, что больше пугало: мощь его желания или глубины, в которые он опустился, чтобы претендовать на ее руку.
План Джека казался разумным в изысканной обстановке похожего на дворец лондонского дома, но здесь, в сердце, точнее, в утробе Севен-Дайалс, Джеймс подумал, что может проснуться в канаве, как виденный ими бедолага.
«Забудь его, — сказал он себе. — Помни, зачем ты здесь».
Джек это помнил, он легко пробрался к двери: из тени выступила мощная фигура. Курносый нос свернут на сторону, маленькие глазки всматривались в посетителей, словно он подсчитывал их ценность, от верхушки шляп до начищенных сапог, вернее, того, что осталось от их блеска после путешествия по переулку.
Джек незаметно подобрался к мужчине и хлопнул его по плечу:
— Рад тебя видеть, Шинглз.
— Это ты, Безумный Джек?
— Да, Шинглз, это я, — расплылся в улыбке Джек. — Как сегодня игра?