Я же в смятении и тревоге пребывал. Ни есть, ни пить, ни спать не мог. Ерзал на ложе, словно на муравьиной куче, сна ни в одном глазу, а ведь перед таким ответственным соревнованием крепкий сон ох как нужен.
До полуночи с боку на бок ворочался, потом решил к отцу на могилу пойти.
Поделился с ним кручиной своей.
С трепетом ждал я отцова ответа. И вот донеслось из могилы:
Предначертаны богами,
Пробегают жизни наши,
Проплывают волны счастья…
Да… Нельзя сказать, что это был дельный совет…
Нимало не успокоенный, брел я сквозь ночной лес к дому. Ни одно окно в нем не светилось, братья мои спали спокойным сном. А высокие ели возле дома шумели, покачивая острыми верхушками, и почудилось мне, что они в беспокойном раздумье о судьбе родной земли, об исходе завтрашнего турнира. Сорвал я ромашку и стал лепестки обрывать. Что-то ждет меня завтра?..
Едва заря заалела, вскочил я с ложа своего, умылся у колодца, утреннюю зарядку совершил и несколько валунов со двора на луг зашвырнул. И чего это братья придумали — камни метать? Я же их обоих здоровей и в плечах шире. Ежели рука не подведет, я их сегодня славно причешу! Да, только бы рука не дрогнула!
До того мне не терпелось королем поскорее стать, что я и позавтракать путем братьям не дал. А они над моей спешкой насмешки строить взялись. К чему это, дескать, такие темпы и что это за горячка, вроде бы не пожар. А средний и того чище отмочил: надо бы, говорит, сперва на ярмарку заглянуть… И так, и сяк, и криком, и уговорами выпер я их наконец из дому. Потащились мы нога за ногу к озеру Саадъярва — месту нашей олимпиады, и пока дошли, братья, наверное, раз двадцать отдыхать присаживались, а я в это время от нетерпения с ноги на ногу переминался да ногти грыз.
Долго ли, коротко ли, а только к полудню добрались мы до Саадъярва, и можно было зажигать олимпийский огонь.
Старший брат сказал, что раз он из нас старший, так ему первому и бросать. Ладно, думаю, валяй, спорить не буду. Выбирал он выбирал, наконец выбрал себе здоровенный валун, ну вовсе к сему случаю негожий, словно сроду не бросал он камешков, коих дети «блинчиками» зовут, и не любовался, как они по воде прыгают. А такая глыба куда брякнется, там и шмякнется. Удивился я на старшего брата, однако ничего не сказал.
Приготовился он к броску. А допрежь того многозначительно произнес: дескать, чему быть, того не миновать, но чтобы никаких свар и ссор. Кто дальше камень кинет, тот король, и вся недолга. Честная игра благородных людей, все без обмана.
Со свистом взлетел его камень. Да, это был богатырский бросок, и на всякий случай мы со средним немного попятились. Ибо наш старший пульнул свой камешек прямо вверх, аж в самые облака. На время он вообще скрылся из виду. А когда вновь показался, стало ясно, что и полверсты не пролетит. Возблагодарил я в душе всех известных мне богов — слава тебе, тетерев, один утерся, не видать ему королевской короны как своих ушей. Ура, ликуй, Эстония, не сядет бабник на твой престол!