Уже с порога Ивонн заметила, что в доме творится что-то неладное.
Пальто Бернхарда висело на вешалке, что не было чем-то из ряда вон выходящим, поскольку он очень часто работал дома. Нет, доносившийся шум заставил ее прислушаться. Приглушенный звук, похожий на рычание, прерывался каким-то неправдоподобным учащенным пыхтением, словно кого – то душили под водой и этому несчастному время от времени удавалось всплыть на поверхность и глотнуть воздуха. Шум доносился из гостиной.
– Здравствуйте! – крикнула Ивонн и осторожно подошла к двери. – Есть кто-нибудь дома?
Бернхард Экберг сидел за столом, согнувшись и вытянув ноги, подбородком упираясь в грудь, а руками сдавливая щеки, словно закачивая в себя воздух. Все его тело было напряжено, как при судорогах, лицо было пунцово-красным, а из горла доносилось протяжное «Э-эх». Потом, похоже, боль немного отпустила, он поднял лицо кверху, сделав несколько жадных глотков воздуха.
– Что случилось? Вам что-то в горло попало? – спросила Ивонн, склонившись над мужчиной.
Он резко качнул головой, а потом снова его тело приняло судорожную позу, как мгновение назад перед удушьем.
Господи, что же ей делать?!
– Нора, – задыхаясь, произнес он, как только снова глотнул немного воздуха. – Я не могу дышать. У меня болит за грудиной. Это сердце.
– С вами такое прежде уже случалось?
Сначала Бернхард кивнул, а потом покачал головой:
– Было, но не настолько плохо.
– Скорую вызвать?
Он снова отчаянно закрутил головой. Пот ручьями стекал с его лба. Еще никогда в жизни Ивонн не видела, чтобы спокойно сидящий человек так потел.
– Может, принять какие-нибудь лекарства?
– В моем пиджаке, – задыхаясь, пробормотал мужчина.
Ивонн кинулась в прихожую и принялась рыться в карманах его твидового пиджака. Там оказались только перчатки. Прощупывая пальцами подкладку пиджака на наличие в нем внутренних карманов, она наткнулась на твердый уголок, который смахивал на пластинку с таблетками. Отыскав, наконец, вход в карман, она обнаружила, что в ее руках фотография, которая, подобно водительскому удостоверению, была полностью запаяна в прозрачный пластик.
На фотографии была изображена женщина. В глаза бросались ее волосы, густые непослушные локоны, доходившие почти до плеч подобно настоящей львиной гриве. Женщина улыбалась, нет, смеялась широко и открыто фотографировавшему ее человеку, и из-за смеха – а может, причиной тому было солнце, поскольку складывалось впечатление, что снимок был сделан на улице, – ее глаза превратились в узкие щелки. У нее был маленький нос, высокие скулы и вполне очевидный зазор между двумя передними зубами. Нельзя сказать, что она была очень красивой, но весь ее облик излучал ребячье озорство, здоровье и силу.