Существует Морской Устав, там и определено, кому и как поступать, кому, когда и что делать. Справляешься с тем, что положено тебе по штату, и будь здоров, никто тебя худым словом не заденет. Оставайся человеком — никогда не назовут тебя волосаном.
А вот берега моряки боятся. Они всегда стремятся к нему, рады урвать лишнюю неделю верного служения Океану и провести ее на Земле. Только это радость гостей, которым повезло на хозяев. Их поддерживает мысль, что как ни прекрасно в этом доме, как ни любезен оказанный им прием, у них всегда остается возможность отдать концы.
И Вера Петровна порою жалела морских мужчин, она столько лет кормила их, слушала застольные разговоры, знала о каждом не только все, но и такое, о чем они сами не подозревали.
Она жалела и тех, кому неверны были жены, хотя и не осуждала изменщиц. Не каждому под силу столь долгое воздержанье… Да и противно сие природе. А что делать? В море ведь надо уходить кому-то.
Петровна знала, что именно моряки самые нравственные люди общества. И пороков у них почти не бывает, и женщин они знают куда как меньше, и сердца их чисты, души бесхитростны, а уж по части выпивки, так ежели на всю жизнь ее раскидать, достанется морякам малая толика алкоголя. Где его употреблять, алкоголь-то? В море ни Боже мой, за границей тоже…
В семье не без урода. Всяких волосанов повидала Петровна, не без этого. А в целом считала моряков сыновьями, гордилась тем, что плавает с ними, хотя и признавала: не женское это дело, да и известно ей было, как относятся береговые сестры к их существованию на флоте.
— Пришла, — сказал Фоминых, встречая Петровну в дверях кабинета. — Помогать будешь. Со старпомом несчастье…
Буфетчица охнула и привалилась к косяку плечом.
— Чего ты! — прикрикнул доктор. — Тоже мне, фронтовичка… Царапнуло Палыча и чуток сотряснуло. Плечо ему зашью, а ты поможешь. Пошли!
Старпом лежал в соседней комнате, служившей изолятором, на койке. Он увидел доктора с Петровной и встал.
— Голова кружится? — спросил Вадим Николаевич.
— Немного.
— Это хорошо. Не тошнит?
— Пока нет.
— Значит и не будет. По голове тебя, Палыч, стукнуло легче, нежели я предполагал. Принеси по сему случаю жертву Нептуну. Коньяком. Старик обожает армянский… Можешь через меня — я передам. А теперь твоим плечом займемся.
Когда Вера Петровна заметила на правом плече старпома четыре родинки, женщина не обратила на них внимания. Нет, это не совсем так. Внимание она обратила, ведь видела их ясно. Но родинки ни с чем в ее сознании не увязались. И только позднее, когда доктор закончил операцию, и Петровна принялась забинтовывать старпома, вяло шевельнулась мысль: «Смотри-ка, будто у моего Кузьмы ромбик. Бывает же… Таньке надо рассказать».