На асфальте лежало с десяток тел: некоторые стонали и корчились, некоторые были неподвижны – но все в черной копоти, словно только что вылезли из ада. Я инстинктивно закрылся наглухо, еще раньше, чем успел подумать о необходимости это сделать. Полезный рефлекс, выработанный годами – если бы не он, то сейчас мое тело корчилось бы на асфальте вместе с ними, меня выворачивало бы на изнанку, и кто знает, возможно, я мог бы кончить точно так же как эти бедняги.
Фрэй убрал ножи – демонстрировать чужим в такой момент оружие было опаснее, чем ходить вовсе без него. Он медленно подошел к одному из раненых, я старался не отставать от него ни на шаг. Сквозь копоть и грязь на нас глядели полные ужаса и боли глаза, лицо было знакомым, но имени я не помнил – скорее всего, мелкая рыбешка.
– Что.., – Фрэй не успел закончить свой вопрос.
Обожженный раскрыл рот, демонстрируя красный язык и десны, так сильно выделявшиеся на фоне черной сажи:
– Он остался там….Монах остался там… – просипел он.
Иногда мне кажется, что судьба – это старая сварливая тетка, которая невзлюбила меня с самого рождения. А ведь я даже не помню своих родителей. Кто они были? Что за жизнь вели? За что эта брюзгливая баба так отыгрывается на мне?
Первые свои воспоминания я приобрел уже в детском доме, в котором и прожил до четырнадцати лет. История, явившаяся причиной моего сиротского существования, стала известна мне уже в достаточно сознательном возрасте по сплетням воспитателей и из старых газетных вырезок.
Случилось так, что где-то через месяц после моего рождения в городе произошло землетрясение – происшествие совершенно из ряда вон выходящее, потому что до того в нашей местности не наблюдалось сейсмической активности. Тем не менее, это землетрясение в пять баллов разрушило часть старых зданий, включая и дом, в котором жили мои родители. Завалы разбирали около недели – неподготовленность спасательных служб к такого рода катаклизмам многим стоила жизни. Мою мать нашли только на четвертый день, полуживую, но все еще старающуюся защитить своего младенца. Молоко у нее пропало сразу, и поэтому, не зная, чем поддержать мою едва теплившуюся жизнь, она резала себе пальцы и кормила меня кровью. Представляю выражение отвращения на ваших лицах. Что ж, оно имеет право быть, потому что вы сидите в своих теплых безопасных конурках, и разве что немногим из вас удалось побывать в чрезвычайных ситуациях, когда понятия человеческой морали мало что значат. А я до сих пор верю, что только стараниями моей самоотверженной матери я был еще жив, когда спасатели подняли бетонную плиту, едва не ставшую нам гробницей. Мать умерла на следующий день в больнице, а докторам оставалось только удивляться, как ей удалось продержаться так долго с многочисленными переломами и внутренними разрывами. Тело отца нашли через неделю после землетрясения. Таким образом я остался круглым сиротой. Врачам удалось меня выходить, и после того, как в больнице уверились, что моему здоровью ничто не угрожает, меня определили в Дом малютки, где я и пробыл до четырех лет.