Отец всё это время дёргал меня за плечи, с каждым рывком наращивая усилия. Но я набычился и стоял. И продолжал говорить. Торопливо, однако максимально разборчиво:
– Будучи единственным законным наследником присутствующего здесь комбинато-ра Владимира Васильевича Иванова, являющегося ныне недееспособным, в односторон-нем порядке объявляю…
– Замолчи, несчастный! – слабо крикнул шеф. – Ты не можешь ничего объявлять! Ты пленник!
– …Объявляю договор между названным Сулейманом Куманом и так далее, и ком-бинатором Владимиром Ивановым утратившим силу. По причине ошибок в формулиров-ках, обнаруженных мною, и признанных Сулейманом Куманом и так далее. Ошибки при-знаны вслух, в моём присутствии. Договор утрачивает силу с настоящего момента. Отец, ты свободен!
Он встряхнул меня ещё раз и замер. Замер и я. Если всё, что тут прозвучало, лажа – меня не спасёт уже ничто. Сулейман столь вызывающей попытки бунта не простит. Тем более не простит её Чёрная Вдова.
Щёлкнули замки наручников.
– Что будем делать, сынок?
– Раздавим паучиху, – сказал я.
– Не-е-ет! – взвыл ифрит. – Умрите же!
Он поднял руку, схватился за одну из чёрных «кос», оторвал её и метнул в нас.
Саранчуки вмиг разъединились, расправили крылья.
Отец сбил меня на пол и выхватил пистолет. Маленький, почти игрушечный, и очень, очень знакомый. С перламутровыми накладками на рукоятках и серебряными арабесками на щёчках. Грохотал он, однако, как следует. Обломки от десяти тварей усеяли пол. Когда патроны кончились, отец голыми руками вырвал четыре плитки из пола и грянулся оземь. Он провалился в дыру лишь на мгновение, а восстал уже во всём грозном блеске своего боевого обличья.
Чтоб не попасть под молотилку когтей паучка Ананси, я на четвереньках помчался к овальной двери. Изнутри на ней имелся шестиугольный, как и всё здесь, штурвал. Я вско-чил и начал его вращать. Двигался он дьявольски туго, я почти сразу сорвал кожу на ла-донях. Но я крутил и крутил. Когда машина будет разрушена, к шефу вернутся все его ма-гические способности. И тогда обуздать его сможет только мой маленький напарник.
Вернее, старинный перстень на его лапке.
За спиной раздавался страшный грохот, шипение сжатого воздуха и надрывный вой пошедших вразнос механизмов. Сулейман орал, будто его режут. Наверное, в каком-то смысле так оно и было. Клеопатра запустила свои манипуляторы в его тело по-настоящему глубоко. Боль от выдираемых кузнечиков должна быть сравнима с той, что бывает при удалении коренных зубов. Без наркоза.
Наконец дверь открылась. Первым в неё влетел дядя Миша. Не говоря ни слова, он протопал мимо меня. Из одного кулака у него выставлялся острый конец рога Искандера, из другого – нож опричника. Звуков сокрушаемого оборудования сразу прибавилось.