Сколько я не искал взглядом ночного дежурного, разглядеть его не смог. Стул подле тумбочки, оборудованной телефоном, пустовал. Наверно, лоботряс где-нибудь дрых. Не-удивительно, что у них здесь сотрудников по ночам режут.
Я прокрался в освещённый лишь тусклыми дежурными лампами коридор. Коридор был длинен, дверей имелось около десятка, однако нужную я нашёл без труда. Она была заклеена бумажной полоской с печатью. Поскольку дверное полотно не было ни стальным, ни гранитным, я прошёл сквозь него без усилий.
Окна в кабинете отсутствовали, и я включил свет. Следы преступления успели лик-видировать, но далеко не все. На паркете виднелись бледно-розовые пятна, на боковой по-верхности рабочего стола – незамеченные уборщиком бурые брызги. Многочисленные шкафы стояли распахнутыми. Находящиеся там знакомые мне картонные папки с дерма-тиновыми корешками пребывали в беспорядке. Машинально я вытащил первую попав-шуюся, раскрыл. Внутри лежали пожелтевшие от старости бумаги. Никаких заголовков, никаких надписей – просто десятки перфорированных по краям листов с сотнями фами-лий, отпечатанных на древнем матричном принтере. Некоторые фамилии были аккуратно, по линейке подчёркнуты. Возможно, на дне стопки имелось объяснение, что здесь и к че-му. Однако я уже утратил интерес, захлопнул папку и сунул обратно в шкаф. Начал по-очерёдно выдвигать ящики стола. Не могу сказать, что я искал. Рассчитывал обнаружить записку Новицкого со словами «меня убил тот-то по такой-то причине»? Как выражается Жерар, глупо было бы…
В верхнем правом ящике кроме канцелярской дребедени и блистеров с таблетками от поноса обнаружился кожаный очечник. Ведомый любопытством, я открыл его и увидел очки со шнурком. В толстой оправе, с хитро изогнутой дужкой. Те самые, что и на по-смертном портрете Возницкого. Я покрутил их в руках и улыбнулся. Меня вдруг осенило.
Нет, ребята, не зря я залез в этот кабинет.
* * *
Ночной дежурный, некрупный мужичонка лет шестидесяти, подтянув ноги к груди, сладко спал на оттоманке. На мятом бэйдже значилось: Кириенко Пётр Кириллович. Я по-тряс его за плечо и хрипло сказал:
– Просыпайся, Кирилыч. Разговор есть.
Он открыл глаза. Увидев меня, молниеносно вскочил на ноги, прерывисто вздохнул и рухнул задницей обратно на лежанку. Морщинистое лицо затряслось, точно к нему под-вели переменный ток. И было от чего! Перед Петром Кирилловичем стоял абсолютно го-лый, густо залитый кровью Новицкий. На шее призрака висели очки в толстой оправе. Это был мой маленький шедевр – даже стекло выглядело как настоящее! После двойной транспозиции через фанерную дверь ко мне наконец-то вернулась способность к перево-площению. На стороже Кириенко я решил обкатать действенность нового обличья.