- Что это?- спрашиваю.
- А это веселье, свадьба.
- Куда они едут?
- В дом жениха.
Меня, как музыканта, это конечно чрезвычайно заинтересовало. Хозяйка, словно читая мои мысли, сказала:
- Ты тоже можешь туда пойти, чарку поднесут, у нас это не возбраняется. Тут недалеко, через два дома.
Я, конечно, пошел. Музыканты сгрудились около хаты во дворе, собирались играть. Подошел, поздоровался. Спросил, что будут играть.
- Краковяк!
- А можно мне?
- Пожалуйста! - и протягивают мне трубу. Заиграли "Краковяк". Я пустил все мои вариации. Музыканты, конечно, вытаращили глаза от изумления, да и публика поняла, что за птица к ним залетела. Пошли знакомства, излияния. Особенно неистовствовала одна старушка, моя будущая соседка Степания.
- Ты никуда не уходи, слышишь? Никуда! Я следить буду! Потом ко мне пойдем! Слышишь? Никуда!
И так все время до самого конца свадьбы. Пришли к Степании. Позвали невесту. Оказалась вдова лет 35-40. Муж умер по болезни два года два назад. Бедная, конечно. Глиняная хата и клуня для коровы. Имеет полкоровы. Это меня удивило - как это полкоровы? Что же вы ее пополам рубить будете, что ли?
- Нет, зачем рубить? День держу я, кормлю и дою, а вечером перегоняю к соседке, она один день кормит и доит.
- И так целый год? - спрашиваю я.
- Да, целый год. У нас многие так держат.
Проснулся на другой день, лежу и думаю. Горько усмехаюсь. И куда тебя занесло, Порфирий? Кто ты теперь, сержант Андреев? Примак! Слово-то какое! Примак. Вчера еще был босяк, нищий, беглый пленный, а сегодня хозяин, хату имею и еще полкоровы. Да и жену в придачу. Вот ведь как жизнь оборачивается. А в Кировограде голые трупы валяются. Под Москвой мои товарищи в снегах, в окопах лежат. А я в примаках.
Но ведь можно и здесь воевать. Посмотрим. Познакомлюсь с людьми. Говорят, в деревне полно пленных. Посмотрим, Порфирий! То есть , как это Порфирий? Ведь я же Петро! Олух царя небесного! Действительно, трудно сразу привыкнуть к новому имени.
Немного об укладе жизни украинцев. Моя хозяйка в деревне не считалась бедной. Как-никак, имела полкоровы. Работала, не зная усталости, в колхозе, "сапала буряки» (окучивала сахарную свеклу), была лайковая (звеньевая) в бригаде, одним словом - передовая труженица. Но что имела? Бедность, до крайней степени бедность. Причем не от войны, война ведь только началась , и хозяйка моя от нее ничего не потеряла. Глиняная хата, разделенная от сеней пополам глиняной стеной. Вторая половина не жилая, вроде склада. Жилая комната представляет собой каморку четыре метра длиной и три шириной. Половину занимает печка. В переднем углу стол и одна табуретка, у стены деревянная кровать. Никакой перины или матраца и в помине нет. На кровать кладется солома и накрывается грубым рядном (вроде мешковины). Одна-единственная подушка. Сама спит на печке, на голых кирпичах. Как она ухитряется поместиться на крохотной площадке - трудно сказать, я, например, не смог бы при всем желании. Пол глиняный, как вообще во всех украинских хатах.