На ладони у него лежала камея.
— Милый ты мой… — Сердце Мещеряка весело запрыгало. — Ну, спасибо тебе. Выручил…
Разумеется, он понимал, что Нечаева подмывает рассказать все по порядку — и то, как он искал этого Ярошевича, и то, как он его нашел, — но Мещеряк никогда еще не был в таком цейтноте и оборвал Нечаева на полуслове.
— Потом расскажешь, — произнес он отчужденно, убыстряя шаги. — А как там майор Петрухин?
— Не знаю… Наверно, допрашивает Ярошевича. Я ему обещал, что завтра все будет кончено. Однако он, по–моему, не поверил… Сказал, что мы напрасно мудрим. Боюсь, как бы он… От Петрухина всего ожидать можно.
— Но ты ему все передал?
— А то как же!.. Обещал подождать. Заявил, что только из уважения к вам…
— И на том спасибо, — усмехнулся Мещеряк.
Он знал людей этого сорта и не сомневался, что в случае удачи майор Петрухин постарается прикарманить все заслуги. И пусть… Все лучше, чем отдуваться за неудачу…
В этом случае Петрухину ничего не стоило свалить всю вину на Мещеряка. Кто, спрашивается, тянул резину? Кто либеральничал и ставил Петрухину палки в колеса? Мещеряк… А за такие дела по головке не гладят.
— Возвращайся в город, — сказал Мещеряк.
— В город? — Голос Нечаева дрогнул от обиды. — Я вас одного не оставлю.
— Так надо… — сказал Мещеряк. — Дальше ты меня не провожай. Нас не должны видеть вместе.
И он зашагал к дому Локтевых.
Как он и предполагал, Николай Николаевич Локтев не вытерпел и, встав спозаранку, уехал на завод. Анне Сергеевне лишь удалось заставить его одеться потеплее. Она настояла, чтобы конструктор укутал шею шарфом и поднял воротник пальто.
Мещеряк слышал, как они препираются в передней, но притворялся спящим. После ухода конструктора он выждал еще минут пятнадцать и только тогда поднялся с дивана аккуратно, по флотской привычке сложив постель. Теперь он и Анна Сергеевна были в доме одни. Маленький Юрик, разумеется, был не в счет.
Мещеряк выглянул в окно. Утро было по весеннему тихим. На земле лежали синие тени, деревья воздушно отражались в талой воде. Весна влила свое: она была чистая, светлая, мягкая. И хотя в природе не было того веселья и той щедрости, к которым Мещеряк привык на юге, стыдливая скромность этой зауральской весны пришлась ему по душе. И в природе, и в людях он больше всего ценил сдержанность.
Сам он тоже был скромным человеком. Даже в молодости он не был ни бойким, ни разбитным, ни бесшабашным. А с годами он стал еще сдержаннее, молчаливее. У него выработалась чисто профессиональная привычка не шуметь, не привлекать к себе внимания. Он знал, что у него заурядная внешность и что особыми талантами он не блещет. Если он мог чем–нибудь похвастать, так это своей наблюдательностью, упорством и умением сосредоточиться. Но его хваленая наблюдательность, как он вчера убедился, иногда тоже давала осечку… Нечаев оказался куда внимательнее.