Там, в этом незнакомом городе, они должны были разыскать сапожника. Если, конечно, того еще не подобрали, как старика–сторожа, который должен был их приютить. Тогда… Впрочем, вернуться в лес они всегда успеют. Запасутся продуктами. На хлеб, надо думать, у них денег хватит, и мигом смотают удочки.
Вывернув карманы, Нечаев разложил на столе все свое трофейное богатство — сигареты, зажигалку, какие–то письма, деньги… Тридцать левов! Да это же сумма. И это не считая тех двух монеток, которые зашиты у него в трусах.
— А у тебя сколько?
— Двадцать четыре, — ответил Сеня–Сенечка.
— Разделим по–братски…
— Зачем? — Шкляр пожал плечами. — Положь все на место. И письма тоже. Они у тебя в каком кармане были?
— В верхнем. Там, где солдатская книжка.
— Туда и положь.
Сам того не замечая, он говорил так, как словно бы стал предусмотрительным капитан–лейтенантом Мещеряком. Именно таким тоном Мещеряк велел им отвинтить все значки. Там, на даче Ковалевского… Знает ли Мещеряк, в какую переделку они попали? Хотя откуда ему знать, лодка еще не вернулась.
Тем временем Нечаев рассовал вещи по карманам. Но прежде, чем спрятать солдатскую книжку, он развернул ее. Гуго Реслер, как значилось в ней, был родом из Гамбурга. Он тоже родился в двадцатом году. Выходит, ровесники… Нечаев усмехнулся. Он не был суеверен.
Зато Сеня–Сенечка почему–то помрачнел.
— Дай–ка монетку, — попросил он и, когда Нечаев протянул ему монету достоинством в пять левов, подбросил ее.
— Орел!.. — произнес Нечаев почти машинально. — Ты что задумал?
И точно, монетка упала на пол «орлом». Сеня–Сенечка наклонился, поднял ее и повеселел.
— Теперь пошли, — сказал он.
Они спустились на дорогу, вытерли запыленные сапоги листьями папоротника, поправили пилотки и зашагали рядом.
Вскоре они поравнялись со стариком–болгарином, который, опираясь на суковатую палку, медленно ковылял за мулом. На старике была высокая баранья шапка. Он посасывал глиняную трубочку, изредка поглядывая на своего мула, на которого были навьючены корзины с виноградом. Лицо у старика было темное, морщинистое.
Нечаев чуть было не поздоровался со стариком. «Здорово, отец, куда шагаешь?..» Но вовремя спохватился. Немецкий солдат Гуго Реслер вряд ли станет приветствовать простого болгарина. Да еще по–русски. На месте Сени–Сенечки лейтенант Гасовский, окажись он здесь, наверняка посоветовал бы ему: «Возьмите себя в руки, мой юный друг».
А старик шагал молча, притворяясь, будто не замечает немецких солдат. Его трубочка булькала. И пусть… Нечаев ускорил шаг. Обогнав старика, он и Сеня–Сенечка приблизились к длинной повозке с высокими скошенными бортами, на которой восседала черноокая молодица в домотканом шерстяном сарафане.