За город выбрались без происшествий. Было еще светло, и дорога за городом не охранялась. По ней грохотали и другие подводы и машины. У каждого свое дело.
Так они добрались до той самой корчмы, в которой Нечаев и Сеня–Сенечка провели несколько приятных минут, и Генчо, к их удивлению, вызвал корчмаря и что–то сказал ему. Потом, соскочив с подводы, Генчо привязал лошадь и пригласил их войти в корчму, чтобы там дождаться темноты.
Корчмарь их не узнал. А может, притворился, что видит их впервые. Во всяком случае он прошел за стойку и налил им по рюмке вина. Лицо его при этом не выражало ни удивления, ни любопытства. С таким же безразличием он и выпроводил их, когда они, дождавшись темноты, покинули корчму, чтобы спуститься к морю.
Лодка уже ждала их.
Это была большая рыбачья лодка, густо, на славу просмоленная и проконопаченная. Она сливалась с темнотой.
В лодке сидел какой–то человек в мягкой фетровой шляпе. Генчо что–то крикнул ему, и человек подвел лодку к берегу.
Вдали, высветленная луной, высилась в море скала «Парус».
Когда Генчо сел на руль, человек в шляпе приналег на весла. Они то взлетали, то падали, и с них бесшумно стекали в воду лунные капли.
За кормой лодки потянулся длинный светлый след. Теперь только он соединял ее с берегом.
Было ветрено. Когда лодка приблизилась к скале и тень от скалы накрыла ее, Нечаев и Шкляр стали раздеваться.
Но тут откуда–то справа донесся торопливый перестук мотора. Сторожевой катер!.. От мысли, что с катера их могут заметить, Нечаеву стало зябко. Как только луч прожектора лег на воду, Нечаев инстинктивно пригнулся.
Выло около полуночи.
— Прыгай!..
Это был голос Сени–Сенечки. Раздался плеск. Раздумывать было некогда. Прощай, Генчо! Прощай, друг!.. Нечаев прыгнул в воду и поплыл не оглядываясь. Только минут через двадцать он разрешил себе оглянуться. Катер уже подходил к лодке. Луч прожектора был коротким и толстым.
Но это было уже далеко, позади. Берег, лодка, Генчо, сторожевик… Волна отсекла их от Нечаева навсегда.
Перед ним было море.