Когда старики и Анастасия ушли за перегородку, командир бросил на пол свой полушубок, разулся и тут же мощно захрапел, и остальным разведчикам не оставалось ничего другого, как пристроиться возле него. В том числе, разумеется, и Хакимову, у которого сна не было ни в одном глазу и который согласен был хоть до утра глядеть на тихую Анастасию.
Тем не менее и Хакимов вскоре тоже забылся тяжелым сном.
Однако не прошло и часа, как он вскочил и, ошалело тараща глаза, схватился за свой верный ППШ. Его разбудил стук.
Кто–то требовательно стучал в ближайшее оконце.
Хакимов растолкал командира. Ну вот кончилась их лафа… Командир не сомневался, что это явились по их грешные души. То, что им был торжественно обещан трехдневный отдых, еще ничего не значило: в прошлом уже не раз бывало, что у начальства отшибало память. Но на сей раз командир ошибся. Старик, ворча, слез с кровати и прошлепал к дверям. Кого это черти носят? Звякнула клямка, послышались сдавленные голоса… Посторонившись, старик впустил в избу двух человек, в которых при свете каганца командир безошибочно признал своих. То были раненые, которые топали на полковой медпункт. На одном из них, одетом в бушлат, лихо сидела шапка–ушапка, а на другом, который был в матросской бескозырке, топорщилась пехотная шинель. Раненые проковыляли к столу, опираясь на свои карабины, словно на посохи, и плюхнулись на лавку. Оба они были ранены в ноги: один в левую, а другой — в правую.
— Откуда топаете, морячки? — спросил командир.
— Из лесу, вестимо… — в тон ему ответил тот, который был в бескозырке.
Раненые шли из–под Лобни. Там, возле железнодорожного переезда, до сих пор угарно горели подожженные бутылками немецкие танки.
— Местечко найдется?
— А ты часом не храпишь? — спросил командир. — Тогда ложись. Хакимов, подвинься.
В избе еще крепче запахло войной: к запаху портянок, оттаявших валенок и армейских овчин добавилась приторная сладость окровавленных бинтов и гноя. Да и теснота стала больше. Когда старик, кряхтя, снова забрался под одеяло, тишина улеглась и в ней утонуло тиканье домашних ходиков.
Разведчики и раненые забылись в праведном сне.
На сей раз их сон был так глубок, что они не услышали нового стука и скрипа открываемой двери. Поэтому они не увидели, что старик впустил еще двух человек, которые осторожно, чтобы не разбудить спящих, улеглись на длинных лавках, предварительно постлав на них свои шинели.
Этих людей они увидели только утром.
В окнах еще синел ночной мороз, но старуха, вставшая спозаранку, растопила печь, и отсветы этого доброго домашнего огня запрыгали по лицам спящих, по стенам, и разведчики, непривычные к такой светлой ласке, стали просыпаться. Первым вскочил все тот же маленький Хакимов и тревожно стал искать глазами Анастасию.