Он шел по коридору не спеша, почти лениво, однако уверенным шагом и с легкостью человека, хорошо владеющего своим телом. Выражение безучастности на его лице скрывало от посторонних борьбу, которую его сознание вело само с собой: в одной его половине кружился вихрь от полученного только что шока, другая половина пыталась навести порядок в мыслях. Встреча в аэропорту и бессмысленные указания возвращаться в «юнкерс» и лететь назад в Берлин вообще не трогали его. Человек из гестапо, однозначно, принадлежал к нижестоящим инстанциям, а бюрократическая неразбериха стала в последние месяцы нормой. Однако предъявленные ему фон дер Шуленбергом обвинения в предательстве в корне меняли дело. Сам Раш не придавал особого значения своим наградам, однако другие – придавали, в том числе фюрер, а фон дер Шуленберг, должно быть, имел очень серьезные основания для насмешек и угроз.
Подойдя к лифту, Раш замер как вкопанный, вдруг со всей ясностью осознав истинный смысл произошедшего: ему некуда было деться – не только в гостинице, Стокгольме, Швеции или Германии. Ему некуда было деться во всем мире.
Ирландец! Какой у него номер? Он же дал его... ну да – два, ноль, девять! Раш уже положил палец на кнопку вызова лифта, когда его осенила идея. Поднимаясь наверх по лестнице, он думал над словами фон дер Шуленберга о «журналисте-коммунисте» в аэропорту. Раш остановился на площадке между пролетами лестницы. Конуэй не похож на большевика. Однако местное гестапо, что бы оно из себя ни представляло и как бы там ни оценивало поступки Раша, было, как обычно, хорошо информированно. Итак, коммунист или нет, но больше ему некуда было деться.
Услышав стук, Конуэй почему-то сразу догадался, кто это. Открыв дверь, он не выказал ни малейшего удивления. Ему показалось, что верзила немец дышит учащенно, да и вид у него был какой-то не такой, как прежде. Прежде чем Конуэй успел открыть рот, Раш оттолкнул его и быстро вошел в комнату.
– Закройте дверь.
Конуэй заколебался.
– Быстрее!
– Ладно. – Конуэй с опаской поглядывал на Раша. – У вас такой вид, как будто с вами приключилось нечто нехорошее, – помолчав, сказал он.
Раш буркнул что-то неразборчивое. Он подошел к окну и посмотрел в сторону королевского дворца.
– У меня тут есть бутылочка, – показал Конуэй. – Если хотите, можете выпить.
Раш быстро подошел к столику, открыл бутылку и налил в стакан. Конуэй, весьма ревниво относившийся к тому, сколько спиртного наливают в стакан (особенно если за бутылку заплатил он сам), увидел, что немец налил чуть ли не до краев, а затем проглотил содержимое одним глотком.