Наконец мама обрела голос.
- Не надо, не ходи никуда, - сказала она, протягивая руку к Хелен. Иди и сядь рядом. Ты ничего плохого не сделала.
- Тогда почему вы все ревете? - спросила Хелен, неохотно присоединяясь к компании плачущих.
- Верно, а ты почему плачешь? - спросила я маму.
Мне не меньше Хелен было любопытно, с чет это мама расплакалась. Разве ее только что бросил муж? Или ей нужно сменить подгузник?
- Потому что я вспомнила бабушку, - всхлипнула мама. - Как жаль, что она не дожила и не увидит свою правнучку. Чудесно, что ты назвала девочку в ее чесгь. Она была бы очень рада. И горда.
Я почувствовала себя виноватой. По крайней мере, моя мама все еще жива. Бабушка умерла год назад, и нам всем очень ее не хватало. Я обняла все еще плачущую маму.
- Ужасно жаль, - задумчиво произнесла Хелен.
- Чего жаль? - спросила я.
- Ну, что бабушку не звали как-нибудь красиво - например, Тэмсин или Изольда, - сказала она.
Не знаю, почему я не убила ее на месте. Странно, но на Хелен невозможно было сердиться.
Затем она обратила свое внимание на меня.
- А ты чего ревешь? - спросила она. - Господи, знаю, наверно, это послеродовая депрессия! В одной газете писали про женщину, у которой была эта штука, так она выбросила ребенка с двадцатого этажа, потом не хотела открывать дверь полиции, а когда дверь взломали, оказалось, что она неделями не выносила мусор, в квартире была жуткая грязь и вонь, а потом она хотела покончить с собой, но ей помешали и посадили на электрический стул, - с восторгом поведала Хелен, которая не очень придерживалась фактов, если можно было рассказать жуткую историю. - Или, может, ее посадили в тюрьму, неохотно добавила она. - Все равно, что с тобой такое? - жизнерадостно спросила Хелен, возвращаясь к старой теме. - Здорово, что мы не живем на двадцатом этаже, правда, мама? А то бы она размазала ребенка по патио. И Майкл устроил бы нам скандал за то, что развели грязь.
Майкл был престарелым лентяем с дурным характером, который появлялся дважды в неделю, чтобы ухаживать за нашим садом величиной со спичечную коробку. Гнев Майкла был страшен. Так же, впрочем, как и его работа в саду в тех редких случаях, когда он вообще что-то делал. Мой отец так его боялся, что не решался уволить. По сути, ею боялась вся семья. Даже Хелен предпочитала с ним не связываться.
Я хорошо помню одно холодное утро год назад, когда моя бедная мама стояла в саду, замерзая в одном платье и фартуке (который она носила лишь для вида), безнадежно кивая и страшась уйти, а Майкл подробно объяснял ей, широко размахивая секатором, что кусты не следует тримминговать, потому что иначе упадет стена.