Несмотря на то, что версия проникновения убийцы через северный въезд совместными усилиями полиции, прессы и адвокатов Руби была утверждена в правах, действия отдельных полицейских многим официальным и неофициальным исследователям казались весьма подозрительными. То, что некоторые из них лгали, не оставляло сомнений. Вопрос был только в том, лгали они для сокрытия своего ротозейства или для сокрытия своего соучастия в заговоре.
Очень подозрительно вел себя старинный приятель Руби, полицейский Уильям Гаррисон. Перед перевозкой Освальда он оставил своих сослуживцев и один спустился в подвальную раздевалку якобы для того, чтобы купить в автомате сигар. На телевизионной ленте Руби виден перед самой атакой стоящим за спиной Гаррисона. На суд он не был приглашен ни обвинением, ни защитой — видимо, не казался надежным свидетелем. На допрос в Комиссию Уоррена явился (один из немногих свидетелей) с адвокатом. Испытание на детекторе лжи провалил.
Отвечая на вопросы лейтенанта Ревилла неделю спустя после совершенного им убийства, Руби потерял самообладание только один раз: когда его спросили о Гаррисоне. Он обозвал лейтенанта кровопийцей, который будет только рад, если сослуживец потеряет работу.
И все же справедливо задать себе вопрос: если бы, покупая сигары, Гаррисон столкнулся с Руби или наткнулся бы на него раньше, на третьем этаже, или узнал его в гараже за две минуты до вывода Освальда, — сознался бы он в этом после того, что произошло? И, утаив факт встречи, не нервничал бы точно так же, как он нервничал во время допроса в Комиссии? Недаром приведенный им адвокат в конце допроса включается в разговор с уточняющими вопросами, смысл которых: «Мистер Гаррисон, вы знали, что благодаря принятым мерам безопасности никто из посторонних не мог проникнуть в гараж и, если бы вы увидели постороннего, вы были бы крайне удивлены?» — «Безусловно», — отвечает Гаррисон.
Лейтенант Батлер тоже находился в гараже в момент убийства Освальда. Журналист Вальдо показал, что обычно очень спокойный и выдержанный лейтенант за несколько минут до выстрела был непохож на себя: губы его дрожали, он постоянно озирался, говорил невпопад. Тринадцать лет спустя в разговоре с Зевом Кантором Батлер признал, что он сильно нервничал в тот момент, но объяснил это тем, что его тревожила плохая подготовка к перевозке задержанного.
Кантор с трудом сумел отыскать 69-летного полицейского, ушедшего на пенсию и живущего в деревенской глуши.
Его телефон не числился в справочнике; на почтовом ящике не было имени. Вокруг двора — ограда, калитка — на замке; стая собак внутри своим злобным видом подтверждала серьезность предупредительной таблички снаружи. Отыскать его адрес мне удалось только через налоговое управление… Местоположение дома на дороге номер 2 указал почтальон.