— Я анереву, орокс ым мителоп, — перешла я на конспиративный язык.
Кстати о криптографии. Секретные коды мы усовершенствовали, договорившись с Максико и Альби о том, что, если появится что-то суперважное и секретное, мы, стараясь не привлекать внимания, будем петь:
Шоня, Шоня, лим кожурд,
идохирп ан кожереб…
то есть Янош, Янош, мил дружок, приходи на бережок!.. Этими словами из прекрасной старинной народной баллады мы будем подавать друг другу сигналы.
Десятиминутная летная тренировка утомила нас больше, чем если бы мы восемьдесят раз обежали выгон.
— И что теперь? — несмело спросила Туска.
— Наши мышцы должны вновь привыкнуть к работе, для которой их создала природа, — объяснила я и добавила: — Они разучились работать.
— Еще немного, и мы взлетели бы под самые облака, — закончил разбор полетов Тарзан.
Ночной монолог
Помню, Кочард, пересадка… Там однажды
проезжал я, было дело —
альбатросом, перегруженным поклажей,
ковылял я неумело.
В багаже лежали сложенные крылья
и штормовка, что от соли поседела.
42. Зима. Конная статуя. Еще одна жертва. Южная Звезда
Выпал снег. И ударил такой мороз, что кошки, сворачивая за угол, переламываются пополам. Флегматичный крестьянин, проезжающий мимо на своей размалеванной цирковой фуре, дрожит от холода. Народ соседнего Кишберека добывает дрова на кладбище, выкапывает кресты на могилах предков, родителей, братьев и безвременно покинувших этот мир младенцев, распиливает их и тащит домой, потому что эти сухие надгробья прекрасно горят в печи. Я хожу греться к бассейну с декоративными рыбками, который, к счастью, питают термальные воды.
Золотой рыбке Белле по-прежнему приходится всякий раз заново представляться. Но я ее полюбила, и меня ничуть не смущают ее потерянность и безволие.
Из-за Полярного круга, с далекого Севера, где нет ничего, кроме лишайников и карликовых сосенок, к нам прибыли перелетные птицы. Они собираются здесь зимовать. Здешние дубы и березы кажутся им диковинными тропическими растениями, как бы бедными родственниками одной большой семьи, куда входят и пальмы, и баобабы, и ливанские кедры, и апельсиновые деревья.
— Какой замечательный жаркий климат, — верещат они. — Как у вас здесь, на Юге, тепло!
И не могут понять, почему мы над ними смеемся.
В лесу, на дальней глухой поляне, я набрела на вырезанную из дерева огромную конную статую. Когда я внезапно увидела ее сквозь падающий снег, то сначала подумала, что передо мной живой всадник, погруженный в тяжелые думы о судьбах страны. Ведь всадник был королем, это было отчетливо видно.
Как бы мы ни старались, пока что никто из нас не смог пролететь даже метра.