— А как же иначе, если жить вместе? .
— Жить отдельно. Надо жить отдельно. Детям нужна самостоятельность, опека, поверь, утомляет...
— Что за черт! — ругнулся Ваня. — Нас в обратную сторону, что ли, везут? Ничего не понимаю... Ехали в одну сторону, теперь возвращаемся. Может, я поезд перепутал?
— Нет, все в порядке,— спокойно отозвался Кирилл.— Это ошиблась ваша так называемая пространственная память.
— Какая, какая память? — переспросил Ваня.
— Вам приходилось собирать в лесу грибы? — вместо ответа спросил Кирилл.
— Да. А что?
— Бродишь по лесу целый день: то в одну сторону потянет, то в другую, а сколько возвращений и поворотов? Заблудиться не мудрено. Но наша память стоит на страже, она, как говорится, все на ус наматывает и высчитывает равнодействующие. Мы этого не замечаем, потому что наша пространственная память работает верно. Ну, а если она ошибется, так тут ее ничем не переубедишь, пока она не разберется сама. Кстати, это единственная врожденная способность человека к ориентации.
Ваня покашлял. Возможно, выражал сомнение.
Кирилл взглянул на часы:
— А не пора ли нам спать? Скоро одиннадцать.
— Пора так пора,— охогно согласился Ваня. — Пусть везут куда хотят, утром псе выяснится. А теперь— на боковую. Покемарим с аппетитом. Спокойной ночи всем, приятных сновидений!
Не успел он забраться на свою полку, как тут же захрапел.
Угрюмая попутчица, сказав «балбес!», пяткой боднула верхнюю полку.
— Кто там? — спросил Ваня и снова захрапел.
— Спокойной ночи, Лида!— Кирилл вдруг засмеялся.
— Ты чего?
— Да вот вспомнил... Во время войны один пленный румын вместо «спокойной ночи» говорил «скупой ножик». Видишь, дорогая, как за разговорами время быстро пролетело, скоро утро, а в полдень мы уже будем дома.
Лидия вздохнула: «Мой дом остался позади...»
Она повернулась лицом к стене, чуть ли не к носу подтянула левое колено, а правую ногу вытянула. Только так и могла уснуть. И Мира так спит, с детства приучила, поворачивала ее, сонную, на правый бок.
Чем ты сейчас занята, девочка моя?
А Кроха что делает? А Гриша? Не спят, конечно, сидят на кухне, разговаривают. Кроха, как всегда, на коленях у Гриши. Сначала Лидия стыдила: «Что за моду взяла?» Но Кроха присядет к столу, как все, потом так жалобно, просяще посмотрит на Гришу, ресничками своими хлоп-хлсп, и, смотришь, уже сидит на его коленях. Скоро у Гриши будет два ребенка...
Мира, конечно, молчит, а возможно, плачет. Ей незачем притворяться сейчас веселой и беспечной. А когда все лягут, возьмется она за свой дневник?