Пришлось пересесть на другой поезд, местный. Он был странный: купе с полукруглым потолком, тесное-претесное, полки в три ряда. Иринка залезла, конечно, на верхнюю, легла свободно. А напротив лёг незнакомый военный, согнув ноги, — иначе не помещался. Тут поезд страшно закачало и замотало. Казалось, вот-вот вагон оторвётся. Громыхая и подскакивая, он летел вперёд, и всё летело навстречу: дома с красными крышами, мост через реку, жёлтый грузовичок, виноградники, церкви…
Наконец приехали. Совсем.
Вокзал был огромный, серый, мрачный. Люди в плащах, с зонтиками быстро и молча шли куда-то. Подхватили Иринку с отцом в общий поток и вынесли на площадь, где стеной стояли машины. У себя в городе Иринка и Женя давно научились различать «Волги», «Победы». Здесь Иринка не могла угадать ни одной. Громко вскрикнула, увидев пробиравшийся по площади малиновый «Москвич».
— Ты что? — испугался Иван Васильевич.
— Папа, наш! Смотри, наш!
К ним подошёл мужчина в шляпе, поклонился и сказал:
— Приветствую вас, товарищ Лузгин.
Сели в машину, большую и чёрную, как рояль, и поехали в гостиницу. Города Иринка разглядеть не успевала: всё время их загораживали другие машины. Только один раз мелькнул высокий дом с острой крышей и перед ним памятник: каменный человек на каменной лошади…
В гостинице, пока отец оформлял документы, Иринка ждала, провалившись в глубоком, как нора, кресле. Вместе с ключом от номера отец принёс пачку цветных наклеек — вот откуда у него было их столько на чемодане, наверно, всюду дарили на память!
Лифт распахнул важный лифтёр. В пустом длинном коридоре с трудом разыскали свой номер. Свой! Уф!.. Иринка от удовольствия повалилась на кровать.
— Устала? — сказал Иван Васильевич. — Ничего. Мы с тобой, Ириша, в ресторан, пожалуй, не пойдём. Закусим кулинарией Александры Петровны здесь. Согласна?
Иринка закивала.
— После этого я на часок уеду, а ты отдыхай. На улицу одна ни-ни. В общем, отдыхай и готовься: вечером будем показывать плёнки, диапозитивы, ну, да ты знаешь что…
Иринка кивнула раз десять. Она так ждала этих слов!..
Иван Васильевич переоделся и ушёл. На столике лежали покрытые салфеткой пирожки, из пластмассового мешочка торчала куриная нога. В дверь постучали.
— Входите, не заперто! — крикнула Иринка, как это всегда делал отец.
— Наздар! Теши ме же вас познавам![1] — сказала вошедшая женщина в белой кофточке, с высокой чудной причёской.
— Здравствуйте. Только я ничего не поняла, — вежливо ответила Иринка.
— Наздар! — повторила женщина. — Русски? Советски Союз?
— Советский! Советский Союз! — радостно закричала Иринка.