— Как это — будь неладна? — возмутились Иринка с Женей, тоже глотая от голода слюнки. — Гордого же на выставку отобрали! На международную!
Александра Петровна вздохнула над плитой:
— Да уж понимаю, чего там…
Иринка спросила вдруг:
— Значит, он за границу поедет? В какую страну? Далеко?
— В какую? — Женя наморщил лоб. — Ты мне, помнишь, письмо с человечками и девчонкой присылала? Кажется, в ту.
Иринка молчала, задумавшись.
Сразу ясно, до мелочей, увидела, будто в кино, и большой вокзал, и красивый город, дома с острыми крышами, мост в фонарях, гостиницу, синеглазую Божену с деревянным человечком в руке, её маму… «Бери, пожалюста, бери!..» И то, как они разговаривали руками и глазами, бродя по городу, и как были в музее, а потом у памятника советскому солдату… И конфуз с киноаппаратом на папином конгрессе…
— Женька, слушай! — Иринка подошла к нему. — А что, если вдруг… дядя Серёжа, твой папа, или ещё кто-нибудь с вашего конского завода поедет провожать Гордого туда, за границу?
— Ясно, кто-нибудь поедет! Даже на ипподром в чужой город никогда лошадей без своего человека не пускают! — убеждённо воскликнул Женя.
— А что, если… — Иринка снова задумалась. — Вдруг и ты тоже?
— Я? — Женя опешил. — Да кто же меня пустит? Кто же меня возьмёт?
Он безнадёжно, даже насмешливо махнул рукой.
А ведь взяли. И пустили.
В один из дней ноябрьских каникул на аэродроме возле города, где жили Лузгины и Коротковы, можно было наблюдать любопытное зрелище.
Только что к взлётному полю подрулил самолёт. Необычный. Очевидно, грузовой: с небольшими окнами, широкой, специальной дверью.
В этот час, как всегда, радиорупоры аэродрома звучно объявляли о рейсовых полётах, просили пассажиров пройти на посадку. О грузовом самолёте никто ничего не объявлял. Но посадка в него шла полным ходом.
По трапу с наброшенной соломой, вслед за конюхом, поднимались, входили в широкую дверь лошади. Впереди Гордый, за ним остальные.
У самолёта на земле собралась небольшая группа людей.
Трудно было понять, кто провожает, кто собирается улетать вместе с живым грузом. Невысокий худой мужчина с тёмными усиками горячо говорил что-то ласково слушавшей его женщине. Второй мужчина, рослый, в роговых очках, стоял рядом с озабоченной старушкой и девочкой, у которой задорно торчали из-под шапочки направо-налево перехваченные лентами хвостики. Девочка держала старательно упакованную коробку. Худенький, но подвижной и энергичный мальчик горячо объяснял что-то скептически смотревшему на него юноше, очевидно, старшему брату, потому что они были похожи. Девочка лет пятнадцати внимательно слушала их.