Во второй крипте подземелья к нам подоспел кардинал Борджа. Его Святейшество, заполучив в провожатые «свою светлую голову», по-видимому, вздохнул с облегчением. В этой части одиноко стоял ларец, в котором хранился лоскуток пожелтевшей ткани с красновато-бурыми отметинами, в совокупности отдаленно напоминавшими изображение чьего-то лица. Папа Иннокентий поспешно опустился перед ларцом на колени, оперся на локти и наконец, плюхнувшись объемистым чревом на каменный пол, распростерся там в совершенной прострации.
— «Вероника», — пояснил Родриго Борджа с такой неприкрытой усмешкой в голосе, что мы все изумленно переглянулись. — Этим лоскутом добрая женщина по имени Вероника утерла лицо Господа, когда Он, изнемогая под тяжестью креста, подымался на Голгофу. Видите, тут отпечатались Его черты?
И кардинал красноречивым жестом призвал нас последовать примеру Папы и пасть ниц перед святыней. Нам ничего не оставалось, как повиноваться просьбе. Я знала, что Лоренцо все это забавляет, как и меня, но мы и бровью не повели, слушая, как Папа бубнит благословения, обращенные к холодным плитам.
По окончании осмотра понтифик предложил гостям прогуляться в его собственном садике. Мы с Лоренцо, питая искренний интерес к редким и экзотическим деревьям и растениям, собранным со всех концов освоенного мира по личной прихоти Иннокентия, с превеликим удовольствием приняли его приглашение.
Присев перед африканской полосатой фуксией, мы наслаждались ее ароматом, когда к нам украдкой приблизился герцог савойский и тихо обратился к Il Magnifico:
— Как вам показалась «Вероника»?
Мы поднялись и встали кружком для лучшего уединения.
— Честно? — спросил Лоренцо.
— Разумеется, государь.
— Не более чем подделка и к тому же прежалкая. Возможно, я избалован искусством флорентийских ремесленников, но я вам с ходу назову с полдюжины мастеров, которые сделали бы и получше.
В этот момент к нам подошел Родриго Борджа, и герцог савойский потеснился, принимая его в наш заговорщицкий кружок.
— Наш род уже сотню лет хранит у себя Лирейскую плащаницу, — признался герцог.
— Плащаницу? — заинтересовалась я. — Каково же ее происхождение?
Савойский герцог понизил голос до шепота:
— Это погребальный саван Христа. На ткани в полный рост проступили Его божественные черты.
Мы красноречиво молчали, тем самым побуждая герцога рассказывать дальше.
— Подлинность плащаницы не подлежит никакому сомнению. Ее выставляли сотни раз, видели тысячи паломников и священнослужителей. Все они подтвердили, что она настоящая.
— Сотни раз выставляли? — усмехнулся кардинал Борджа. — Могу представить себе, какое неплохое состояние сколотили савойцы на одной лишь святыне, попавшей к ним в руки!