— Надеюсь, ты захватила с собой тех клейких комочков? — улыбнулся Лоренцо.
— Нет.
Он не смог скрыть свое разочарование, и я поспешно отвернулась.
— Отец наставлял в письме, что смолка будет вкуснее со сладостями, с медом: сама по себе она очень горькая. — Я посмотрела на Лоренцо с плутоватой улыбкой и показала ему темную сдобную лепешку.
— Катерина, вот чертовка!
Лоренцо схватил меня и притянул к себе на постель. Я разломила лепешку надвое и подала ему половинку.
— Съедим ее в знак причастия, — вполне серьезно предложила я.
— Значит, нужно помолиться?
— Пожалуй.
— Но кому? — с наигранным простодушием спросил Лоренцо.
— Всем природным божествам, — поразмыслив, ответила я.
— Вопиющее язычество в святейшей из земных обителей! — рассмеялся он.
— Мой отец пишет, будто многие в Индии не сомневаются, что Иисус Христос жил там какое-то время, — прошептала я, понимая, впрочем, что никто не может нас подслушать. — Они утверждают, что его в Индии и похоронили. Там есть могила, и мой отец видел ее.
Подобная идея ошеломила даже Лоренцо, несмотря на все его свободомыслие. Он перевел дух и провозгласил:
— За всех богов Природы, за философию и за все божественное, что только есть в человеке… и в женщине. — Он ласково улыбнулся мне и отправил в рот половинку лепешки, я поступила так же.
— Она не сразу подействует, — предупредила я.
— Может быть, мы до видений успеем позаниматься любовью? — предложил Лоренцо.
— Не знаю. Может быть, видения как раз и начнутся в это время… — склонившись к нему, шепнула я.
— Что бы сказал твой отец вот на это? — спросил Лоренцо, касаясь моей груди.
— Сказал бы: как жаль, что он не знал про гашиш, когда полюбил мою маму.
Лоренцо поцеловал меня, и мы приступили к приятнейшему и неспешнейшему из всех соитий, что бывали у нас прежде. Любое движение было исполнено мягкости и нежности, касания рук и пальцев казались легкими и скользящими. Наши тела, словно смазанные маслом, плавно сплетались в одно целое. Желание в них просыпалось до странности постепенно. Мы не испытывали никакой спешки и целовались лениво и медлительно, приправляя лобзания острыми вылазками языков и слабыми покусываниями. Наши уста неплотно прижимались друг к другу и замирали, не тревожимые ничем, кроме теплого дыхания, обвевавшего их ровным и спокойным потоком.
Время остановилось. В мире не осталось ни звуков, ни видений — только наши тела. Мы с Лоренцо плыли куда-то на легчайшей перине, более невесомой, чем воздух. Наконец он проник в меня — какая гладкость и витиеватость! Экстаз распалил наши ощущения до предела, мы и думать забыли о съеденном нами дурманящем зелье, но мое внимание вдруг привлек самый обычный жест возлюбленного. Тогда-то я и поняла, что окружающий нас мир полностью переменился.