Паломники начали тесниться, напирая друг на друга, и каждый видел перед собой запечатленный на полотне неподдельный образ распятого человека, словно бы лежащего посреди капеллы.
— Это Он! — завопил чей-то голос.
Все в церкви разом упали на колени, крестясь и истово шепча молитвы. Савонарола продолжал стоять с недоверчиво отвисшей губой, так и не проронив ни звука. Зато очень быстро нашелся Асканио Сфорца.
— Люди добрые, — задушевным голосом обратился он к пастве, — преданные чада Бога Всемилостивого! Разве наши с вами очи зрят не одно и то же? Перед вами не подделка. Это величайшее из чудес, каким довелось мне быть свидетелем! По возвращении в Рим я доложу Его Святейшеству, что вся моя жизнь была подготовлением к этому божественному видению Иисуса Христа!
Обезумевшие от радости паломники в голос рыдали и стенали. Асканио простер к ним благословляющие длани:
— Ессе, imago nostrae salvator. In nomine Patris, et Filius, et Spiritu Sancte.[51]
Церковь хором отозвалась: «Аминь!» Кардинал Сфорца обернулся к настоятелю монастыря Сан-Марко и смерил его гневным взглядом:
— А ты, Джироламо Савонарола, ты — лжепророк!
Тот попытался что-то сказать, но кардинал остановил его, направив на него обвиняющий перст:
— Ты, видно, плохо изучал Писание или забыл, что церковь предает лжепророков анафеме!
Савонарола залопотал что-то несуразное, но Асканио еще не закончил свою речь:
— Именем Римской католической церкви и Его Святейшества Папы Александра я отныне воспрещаю тебе проповедовать во флорентийской столице, дабы неповадно было тебе впредь пророчествовать с церковной кафедры!
— Я протестую! — выкрикнул Савонарола.
— Ты не смеешь протестовать! — возвысил голос кардинал, нагнувшись к приору и бросив ему прямо в лицо:
— Ты — священник церкви Святого Петра и должен чтить ее законы! А теперь посторонись, не загораживай этим благословенным пилигримам лик Господа нашего Иисуса Христа!
Савонарола со свитой доминиканцев надменно прошествовал к боковой дверце и скрылся. Мы с Зороастром и папенькой восстановили прежний порядок, и паломники вереницей вновь потянулись мимо Лирейской плащаницы, представшей перед ними в обновленном свете.
Тот день оказался щедр на благодарения, но ни одно из них не сравнилось бы с ликованием среди нашего узкого кружка и со славословиями в адрес покойного Лоренцо Il Magnifico де Медичи.